Олег Матвейчев - Суверенитет духа

Оппонент. Государственная идеология современной России — «суверенная демократия». Но разве может быть особая демократия? Разве не пытаемся мы опять следовать каким-то своим особым путем, отдельно от всего мира? Вы к этому призываете своим «Суверенитетом духа»?

О. М. Суверенную демократию» как только ни обзывают разные остряки: и «суеверной демократией» и «сувенирной демократией», и уж, конечно, все норовят сказать, что «никаких особых демократий не бывает, а демократия либо есть, либо нет».

Конечно, самых разных демократий было много. Полисная рабовладельческая демократия греков — это одно, демократия итальянских городов-государств — второе, демократия Великого Новгорода, где главой вообще-то был епископ — это третье. Демократия ливийской джамахерии — это четвертое, представительная демократия в США — пятое, плебисцитарная демократия в СССР — шестое. В конце концов, и Гитлер в Германии тоже пришел к власти демократическим путем. Да и в тех же США демократия XIX и XX веков, или демократия начала XX века и начала XXI века — бесконечно различны.

Концепция «суверенной демократии» призвана подчеркнуть: суверенные государства сами устанавливают те формы и процедуры, которыми народ будет осуществлять свою власть. Народ данной страны является сувереном и определяет себя сам, а не с помощью чужих стандартов, в том числе «стандартов демократии», которые, по большому счету, везде различны. Я считаю, что эта концепция безусловно лучше, чем концепция «управляемых демократий», как в восточно-европейских странах, когда народам навязываются внешние формы и стандарты, которым они должны соответствовать. Я против того, чтобы Брюссель и Вашингтон на основании их стандартов раздавали нам оценки и взвешивали на весах, находя неправильными.

Но я скептически отношусь к концепции «народного суверенитета» вообще. Не народ порождает те или иные формы власти и управления, а элиты. И элиты берут это из теорий, в частности, из различных правовых и государственных. То, что сейчас во всем мире господствует демократический стандарт со всеми его вариациями, — это господство определенной исторической концепции. Мои размышления о «суверенитете духа», не отрицая «суверенную демократию», идут много дальше и в каком-то смысле противоположны.

Что такое суверенная демократия? В этих словах зашито два жеста. Первый жест: признание некой универсальности демократии. Второй жест: признание некой особости, ограниченности в ряду этой универсалии нашей специфической демократии.

Я делаю два мыслительных жеста, прямо противоположные этим. Первый жест: отрицание универсальности демократии. Как сказано выше, народы не обладают суверенитетом, не будем питать иллюзии. И вообще демократический стандарт есть стандарт, устаревший в принципе. Я говорю, что именно эта универсалия из банальности и общепризнанности должна быть поставлена под вопрос, подвергнута скепсису. Мы должны породить новую универсалию вместо демократий, новый стандарт вместо общепринятого демократического. Второй мой жест так же противоположен названному выше второму жесту концепции «суверенной демократии». А именно: я выступаю не за то, что у нас особая форма, особый угол внутри определенной универсалии, а наоборот, считаю, что мы должны выйти из своего угла — не замыкаться в нем, а именно выйти из него и породить новую универсалию для всех.

Наш суверенитет означает не противопоставление своей особенности другим особенностям, а делание своей особенности всеобщностью. Мы должны породить стандарт (вместо демократического), который признают во всем мире! Я не за то, чтобы Россия шла особым путем в рамках всеобщей демократии, а за то, чтобы наш путь стал всеобщим, в рамках которого другие народы будут искать уже свою особенность.

Я не изоляционист, а империалист, но империалист духовный. Я не принуждаю всем навязать наш стандарт, я предлагаю создать вместо демократического такой стандарт, чтобы он был настолько хорош, что его сами примут, все народы сами им соблазняться. Я не считаю, что демократия — законченная абсолютная истина, а значит, новые универсалии придут на смену демократии, как отжившей исторической форме рано или поздно. Приведем эти новые универсалии мы в историю или будем ждать, когда это сделает кто-то другой, чтобы опять внутри них искать свою особенную форму? Вот в чем вопрос! Я считаю, это должны сделать мы. Открыть человечеству новые горизонты, а не искать свой угол внутри уже открытых горизонтов — вот наша задача! Не подражать кому-то, а сделать так, чтобы нам подражали.

Есть еще одна теоретическая проблема, которая помогает понять, что такое «суверенитет духа». Существует давний спор между сторонниками трансцендентализма, который утверждает, что всякий феномен лучше понимается извне, и феноменологии, которая утверждает, что всякий феномен должен познаваться изнутри. В области политики существует такая же неопределенность. Если почитать западные газеты, пишущие о России, то становится ясно, что они, подходящие со своими стандартами извне, ничего в нашей политике и истории не понимают. Следовательно, права феноменология, а значит, некие внешние взгляды на нас должны иметь наше внутреннее происхождение. То есть внешние взгляды — это всего лишь представление одной из наших внутренних партий. Например, оппозиционной партии.

В то же время кажется совершенно очевидным, что многие представления наших внутренних партий есть всего лишь трансляция внутрь внешнего взгляда. Эти партии выступают пятой колонной других государств внутри страны. Тогда прав трансцендентализм: внутренний взгляд — лишь интериоризованный внешний взгляд. В мире, в каждой стране полно людей, смотрящих на себя и свою страну, например, американскими глазами, чужих самим себе.

Мы никогда не разберемся с этим противоречием, если не поймем феноменологию как требование, а не как описательную теорию. Лозунг феноменологии «к самим вещам» или «из самих вещей» — это императив, требующий создать или открыть внутреннее. Не особую точку зрения впротивовес другим точкам, а умение всегда видеть изнутри, из сущности мира. Пока страны особым образом будут смотреть друг на друга, они останутся внешними и друг другу и самим себе: такой мир как бы вывернут наизнанку.

Сущностный взгляд есть взгляд на все человечество, но не извне, как это происходит в проекте глобализации, а изнутри. В этом смысле новая универсалия не есть некая объединяющая всех абстракция, не надмировые универсальные правила, не общечеловеческие ценности, а некий исторический вызов. Слово «вызов» подразумевает тоже нечто внешнее, поэтому правильнее было бы говорить о культурно-историческом внутреннем толчке.