Александр Никонов - Формула бессмертия. На пути к неизбежному

Но… Свитт провел и вторую серию опытов: он забирал новорожденных детенышей у стрессированных крыс и отдавал их чужим мамкам, нестрессированным, которые о них заботились и любили. И что же? В результате детеныши выросли и все равно стали плохими матерями, мучившими свое потомство. То есть нечто вошло в них в период, когда они еще были в материнской утробе, и передалось их детям.

Не менее любопытный эксперимент проводили в Бостонском университете. Там экспериментировали со слабоумными мышами. Это были мыши, полученные методами генной инженерии. У них выключили гены, ответственные за выработку двух белков, которые отвечают за передачу синаптических сигналов между нейронами. В результате умственные способности грызунов сильно пострадали — мышки плохо запоминали информацию. Правда, этот дефект можно было отчасти скомпенсировать, поместив мышей-дебилов в развивающую среду с разнообразными игрушками, возможностью общаться и перенимать чужой опыт. Тесты показали, что в такой среде слабоумные мышки почти догоняли в развитии своих сверстников. Однако если их из этой развивающей среды убирали, мышки быстро откатывались до своего обычного состояния, обусловленного генетикой.

Так вот, потомки этих слабоумных мышей тоже были слабоумными, потому что мутированный ген слабоумия был доминантным. Однако те мышки, которые родились от слабоумных родителей, прошедших в детстве интеллектуальную тренировку, показывали лучшие результаты, нежели контрольная группа! И этот признак удерживался только в одном поколении (дальнейшие поколения вели себя генетически обусловленно — как слабоумные) и передавался только по линии самок. То есть если мама-самка в детстве проходила интеллектуальную коррекцию, ее потомство демонстрировало в детстве невиданные успехи. А если коррекцию проходил слабоумный отец, на его потомстве это никак не отражалось. Так что не все так просто в биологии, как написано в школьном учебнике…

А в жизни все еще сложнее, чем в биологии, чему примером — жизнь самого Ивана. Проблемами памяти он стал интересоваться после одного необъяснимого случая. Дело в том, что с самого детства Иван был необычным ребенком.

Он, например, мог видеть многосерийные сны. То есть на следующую ночь взять и досмотреть продолжение «предыдущей серии», если ему было интересно, «чем там кончится». А однажды увидел совсем странный сон…

— Война. Я солдат. Меня ранили. Сумерки. Где-то неподалеку бегает лошадь. Пытается подойти ко мне, но слышится далекий выстрел, и она отбегает к деревьям. Потом все же подходит, я кое-как переваливаюсь на нее, и она меня несет. И приносит куда-то, где костры горят, сидят солдаты с ружьями, кони. И кто-то говорит: «Смотрите! Гришка Ланцов!..» Я просыпаюсь утром, долго не могу в себя прийти. Потом спрашиваю у мамы: «Мам! А кто такой Гришка Ланцов?» Она отвечает: «Как кто? Это твой дедушка». — «Какой еще дедушка?» — «Ты его не знаешь и не видел никогда, он умер в 1948 году, задолго до твоего рождения».

— Иван! Ты прямо как крыса из твоих опытов — знаешь то, чего знать не должен. Неудивительно, что тебя заинтересовали проблемы памяти…

Но помимо памяти Ивана интересовала еще одна проблема — проблема смерти. Так вышло, что первый раз в глаза смерти он посмотрел еще ребенком. Ивану купили рыбок, он покормил их рыбьим кормом, не зная, что на рыбий корм у него сильнейшая аллергия. И ночью стал задыхаться. Отек Квинке. Бронхи отекли, дышать было просто нечем. Ребенок встал на подоконник, вытянувшись к форточке и, запрокинув голову, с силой втягивал в себя воздух.

— Я просил бабушку вызвать скорую, но она только перевернулась на кровати: «Какую тебе еще скорую, кончай дурить, спи давай». Глупая бабка, что она понимает… А я чувствовал, что если горло сожмется еще хотя бы на чуть-чуть, мне уже не хватит воздуха, я просто задохнусь и умру. Именно тогда я и задумался о том, что есть жизнь, сознание и смерть… Тело — это пиджак, или скафандр. А внутри него живет некто, кто управляет телом. Скафандр может быть разным, в зависимости от планеты. Скафандр на другой планете будет другим. А вот осознание — одно. Это было первое, что мне пришло тогда в голову. А второе — если человек интеллектуально разовьется чересчур сильно, то есть слишком натренирует, разгонит сознание, его скафандр может просто лопнуть по швам…

Это была первая встреча Ивана со смертью. Вторая случилась уже в студенческие годы и была более интимной.

— У меня была клиническая смерть. Больше пяти минут. Туннель знаменитый я не видел, только ощущал вращение…

Все началось в биологической экспедиции, куда вместе с остальными студентами, поехал Иван. Он сбил ногу. В ранку попал стафилококк. Сначала возник один фурункул, потом второй, и вскоре уже все тело было в фурункулах. Начался гнойный гидраденит. Если хотите узнать подробности этой мерзкой болезни, наберите в Интернете «сучье вымя».

Боли были страшные, все тело горело, Иван сам маникюрными ножницами вскрывал себе гнойники. Положение становилось все хуже и хуже. В конце концов он попал в больницу, где его решили проколоть пенициллином, не ведая того, что у Ивана и на пенициллин сильнейшая аллергия.

— Едва сестра меня уколола, как все перед глазами поплыло, и я рухнул на пол. И умер. Причем перед смертью помню несколько ощущений. Первое — мозг выключил боль, которая донимала меня прежде. Второе — апатия. Даже не апатия или безразличие, с которыми мы часто сталкиваемся в обычной жизни, а какое-то странное, потустороннее спокойствие, совершенно неописуемая Абсолютная Отрешенность. Надо сказать, что после смерти я перестал бояться смерти. И долгое время не боялся ее, а вот недавно, через много лет, снова стал возвращаться страх.

Пока Ивана откачивали, он был по ту сторону линии. И кое-что успел увидеть. С ним приключилось классическое переживание — вся его жизнь в одно мгновение прошла перед внутренним взором. При этом он был сразу в разных ее местах одновременно, и обозревая жизнь целиком, и присутствуя в каждой ее точке. Он увидел даже то, что было в глубоком детстве, — декоративные тарелочки с каемочкой, бабушкин комод с птичкой…

— Я потом спросил мать: «Мам, а была у нас такая птичка стеклянная раньше на комоде?» Она ответила: «Была! Неужели ты помнишь? Тебе же всего два года было тогда!» — «А тарелочки вот с такой каемочкой были?..» — «И тарелочки были!»

Смерть не прошла мимо Ивана просто так. Уходя, она подарила ему некоторые необычные способности.

— Они были столь необыкновенными, что мне даже пришла в голову гениальная идея — для развития творческих способностей у детей опускать их в клиническую смерть на две-три минуты. Видимо, этот режим функционирования мозга запускает какие-то резервные процессы в мозговых структурах, которые в штатной ситуации не работают и освобождаются только в момент смерти.