Газета Завтра Газета - Газета Завтра 933 (40 2011)

Однажды, глухим осенним вечером, когда землю уже накрывала мгла и Распятие едва виднелось в тумане, пришедшие к Кресту паломницы увидели, как над Крестом разъялись тучи, и в небе загорелось шесть малиновых ярких крестов. И об этом чуде говорили в местных церквах и на местных погостах.

Теперь, 27 сентября, в праздник Крестовоздвиженья, вновь состоялся народный праздник приношения земель. Люди прислали эти земли со всех концов Руси, из самых отдаленных мест земного шара... Здесь были земли из Магадана, с безымянных кладбищ, где покоятся мученики ГУЛАГа, здесь были земли с берегов Петропавловска-Камчатского, где существуют могилы павших русских воинов ещё времён Крымской войны, когда английская эскадра напала на землю Камчатки. Сюда принесли земли из Дивеева — с канавки Богородицы и из Оптиной пустыни — с могил оптинских мучеников. Сюда принесли землю, привезенную с Кубы, где воздвигнут православный храм.

Всё это были удивительно разные земли. Были красные — глинистые, были золотисто-песчаные, были коричневые суглинки, были известково-белые, розовые, зеленоватые. Разноцветные земли вбрасывались в холм, и казалось, что они сливались с предшествующими землями, и творилось загадочное таинство смешения земель. Смешение земель, смешение времен, смешение пространств… В какой-то момент возникло чувство единой русской истории и единой русской судьбы.

Митрополит Евсевий в сопровождении клира пришел к Холму и служил здесь праздничную службу, посвященную Крестовоздвиженью. Кругом Холма ходили тяжелые грузные тучи, лили дожди. Казалось, дождевые тучи касались самой вершины Распятия. И в момент ссыпания земель, когда уже неслись песнопения, когда Владыка возвещал своим голосом вечную память павшим за Родину героям, вдруг сотворилось чудо: раскрылись тяжёлые хмари, распахнулось небо и над самым холмом, над Крестом, засияла яркая лазурь — та, что на крыльях и плащах рублевских ангелов. И в эту расходящуюся небесную щель брызнуло вдруг солнце, озарило и холм, и осеннее пространство, и ряды молящихся. А вслед за этим, Бог весть откуда, из туманной дали, возник клин журавлей и прошел низко над самым Крестом, стеная и курлыкая. И был слышен шелест и шум их крыльев, и это была тоже небесная благая весть.

Холм принял земли, холм услышал молящихся, холм провожал своими незримыми очами улетающих вдаль журавлей, Холм жив, дышит и молится о нас, грешных. Холм посылает во все стороны русской земли незримый свет. Свет отраженной божественной красоты и силы.

Во время праздника на холме мне позвонил поэт Иван Кононов. Он прочитал несколько своих стихотворений. Эти стихи оказались таинственным образом вписаны в вибрации окружающего меня пространства. Они органично вплелись в симфонию священного холма, в миг, когда всё в нём дышало и трепетало.

Александр Проханов

ОН

И всё-таки он жив, хоть предан и распят,

И пригвожден к стране, к истории, распаду,

Влачащими его веков тринадцать кряду,

Запятнанными им от головы до пят.

Он брошен, выжат, смят и куплен задарма,

И высечен собой плетьми, а не в граните,

Используйте его, презрейте, изгоните,

Ведь он — навоз, дерьмо, подножные корма,

Пристанище греха, чудовище, урод,

Обмен своих веществ сводящий к вечным мукам,

Не годный ни к любви, ни к вере, ни к наукам,

Живущий вопреки, назло, наоборот.

И все-таки он жив, хоть бей его, хоть режь,

До дна хлебнув вина, вины, упреков, горя,

Он, вдруг, зашевелит губами, небу вторя,

И просверлит, пробьёт в небесном склепе брешь.

И сам себе слуга и царь, и божество,

Отец и мать, и сын, и баловень Господень,

Он станет лишь ему подобен и угоден,

Тому, кто создавал неверного его.

Кто он? Каприз? Словесный оборот?

Плод космоса? Услада материнства?

Он — знак и суть триады, триединства:

Отец, сын, дух —

Бог, человек, народ!

ОНИ

Те самые князья, которые монгол,

Держа их за татар, любили и кляли,

Ходившие на смерть, сажавшие на кол,

Погрязшие в крови, увязшие в пыли.

Те, коих племена, дружины, имена,

У треснувших икон поставлены на кон,

Чьей судорогой Русь была изменена,

На чьих хоругвях — лик. Велик и страшен он.

Те самые цари, чей трон имперский врос

Корнями в материк, не ведая границ,

Привившие стране табак и купорос,

Пред всякой немчурой валившиеся ниц.

Те, пасшие народ, взрастившие дворян,

Плодившие хандру, бунты и недород,

Самодержавный дух, чей был и свят, и рьян,

Пустившие козлов в священный огород.

Те самые вожди смутьянов и невежд,

Презревшие отцов, захапавшие власть,

Сумевшие пролезть надежд людских промежд,

Завравшиеся в прах, зарвавшиеся всласть.

Те самые они, которые везде,

Под чьим покровом — вор, и кум, и сват, и хам,

Их вездесущий след остался в борозде,

Их, осквернивших крест, опустошивших храм.

И тот неурожай, гнилой остаток тот,

Жрут с жадностью свиней, не слыша божий глас,

Наследники рабов, наместники пустот,

Они, они, они. Без нас, без нас, без нас.

Но если, впопыхах забыв и срам, и стыд,

Заветы праотцов, свой путь и боль утрат,

Ты, в алчности своей, богат, и пьян и сыт,

Захочешь сесть на трон, ты ими станешь, брат!

МЫ

Я сгорблен и сер от пыли

Небрит, немыт, волосат,

Вы вспомните, кем мы были

Две тысячи лет назад!

Мир булькал, и кровь кипела

Среди осад и атак,

Душа покидала тело

Легко и праведно так!

Прошли и сказки, и были,

И ясли, и детский сад.

Вы вспомните, кем мы были

Эпоху тому назад!

Онучи и кринолины

Напялил век-истукан,

Под карликом — исполины

Исполнили свой канкан.

О, Родина, это ты ли?

Откуда такой надсад?

Вы вспомните, кем мы были

Полвека тому назад!

Шагали и пели хором,

Не слушая вражий ор,

В порыве и дружном, и спором

Взвивался и мой вихор.

Истлели тех лет мундиры,

И сыгран отбой на трубе,

Теперь — что ни день, то дыры

Во времени и судьбе,

И можно понять едва ли,

Где рай переходит в ад.

Вы вспомните, кем вы стали

Неделю тому назад?

Иван Кононов

Журналиста Александра Минкина очень огорчили постоянные победы Сергея Кургиняна в телепоединках с Николаем Сванидзе. Да еще с перевесом во многие десятки тысяч голосов. И Минкин в "МК" сделал великое открытие: "мух" в России всё ещё гораздо больше, чем "пчёл": элитарных, избранных, благородных… Минкин написал: "Да, пчёлы несравнимо умнее. При этом — вот досада! — мух почему-то больше… Будь у мух и пчёл равные права — на всех выборах и рейтингах дело решали бы мухи…" То есть, как откровенно признался Минкин, пока всё не так, и у "пчёл" нынче прав побольше, чем у "мух".