Зоя Светова - Признать невиновного виновным. Записки идеалистки

Я ничего не подписала…

Галина Викентьевна оставила машину на стоянке около здания горсуда. Она не так давно получила права и еще не очень уверенно чувствовала себя за рулем. Но зато каждый раз, выходя из машины, гордилась собой: все-таки доехала до места без потерь, ни в кого не врезалась, машину не поцарапала. Ай да молодец! Она быстрым шагом направилась в суд. На 11 часов у нее было назначено предварительное слушание. Дело предстояло непростое: мошенничество в особо крупном размере. Навстречу судье Мухиной шел мужчина в кожаной куртке, с бритым затылком. Что-то в его облике показалось Галине Викентьевне знакомым – он хромал, но шел достаточно быстро. Поравнявшись с судьей Мухиной, мужчина поздоровался, и тут она его вспомнила – адвокат Виктор Поповский. Тот самый, что защищал чеченку, которую обвинили в вербовке шахидок и в попытке подрыва торгового центра. Судья Мухина с этим адвокатом все время ругалась. Во-первых, пришлось разрешить ему участвовать в процессе. У подсудимой уже была защитница-чеченка. Она совмещала адвокатскую деятельность с преподаванием чеченского языка в Академии ФСБ. Но в ходе процесса родственники почему-то перестали ей доверять и заключили договор с новым адвокатом. А он всячески затягивал суд, требуя разрешить ему аудиозапись, придирался к мелочам. Например, в материалах дела были распечатки видеопрослушки, и адвокат настаивал, чтобы просмотреть все видеопленки и сравнивать их с распечатками. Это было невозможно, да и не нужно, судья Мухина знала, что распечатки не соответствовали «исходникам».

Адвокату же это было знать совершенно необязательно. Во-вторых, он умело разбивал доказательства, представленные прокурором, и это Мухину просто бесило. Председатель суда следила за этим процессом, и ей совсем не нравилось, что делом так сильно интересуются журналисты. Она торопила Галину Викентьевну с приговором, а адвокат требовал времени для ознакомления с делом, заявлял постоянные ходатайства о вызове дополнительных свидетелей. В общем, всячески вредил.

Конечно, Мухина настояла на своем и осудила чеченку на девять лет. Но радости от этого она не испытала. Девушка была ни в чем не виновата. Галина Викентьевна это прекрасно понимала. Но, как она ни старалась себя убедить в обратном, прибегая к испытанному способу самовнушения: «Органы не ошибаются, просто не всегда удается доказать следственным путем вину подозреваемого», – ничего не получалось.

Чтобы успокоить свою совесть, она специально поехала к следователю, который вел это дело. Разговор получился неожиданно откровенным и окончательно испортил судье Мухиной настроение.

– О нашей встрече никто не должен знать, – сказала Галина Викентьевна полковнику ФСБ, с которым они встретились в кафе на Шаболовке. – Мне на днях выносить приговор, а что-то уверенности не хватает.

– С каких это пор вам, Галина Викентьевна, кроме уголовного дела понадобилась еще и уверенность? – улыбнулся полковник. – Не ищите в этом деле доказательств. Оно – знаковое. Как говорят умные люди, дело – символичное. Есть чеченка, есть двести граммов пластита. Есть фотографии торгового центра. Есть разговоры о террористах. Чего же боле, милая моя? А то, что пластит ей подложили, фотографии не она снимала, а в разговорах ничего криминального нет, по большому счету, не мое и не ваше дело. Я дело возбудил, расследовал. Мне его из районной прокуратуры передали. Не мне вам объяснять государственные установки. Раз чеченка, значит террористка. В этот раз нет доказательств, попадись она в следующий раз, были бы доказательства. Я вам больше скажу. Я старался найти что-нибудь существенное в этих пленках, которые записывали у них на квартире, и, поверите ли, ничего, кроме разговоров о мужчинах и горских обычаях, там не услышал. Пришлось, правда, немного покомбинировать. Иначе, сами знаете, толку бы вообще не было.

– Следы вашего комбинирования, дорогой мой, я заметила, – успокоила судья Мухина полковника. – Чего только стоят песни Высоцкого вперемежку с песнями чеченского барда, который что-то поет про «войну неверных»? Прокурор наша вчера замучилась в суде, переключая магнитофон туда-сюда, пока нашла нужные слова, в которых хоть что-то звучало ваххабитское. Даже председатель суда, следившая за заседанием из своего кабинета, позвонила на телефон конвойных в ужасе: почему в качестве доказательств терроризма суд прослушивает песни Высоцкого?

– Ах, да! Высоцкий! У обвиняемой нашли кассеты с его песнями и отдельно кассету с песнями чеченского певца, который у них там очень популярней и чуть ли не проповедник сопротивления. Так вот, наши ребята почему-то решили песни этого чеченца переписать на кассету Высоцкого. Поэтому у вас в суде оказалось такое доказательство. То же самое и с фотографиями. Фотографии торгового центра, которые мы нашли у чеченки, никак не тянули на доказательства преступного умысла. Там какие-то молодые люди обнимаются и целуются на эскалаторе. Пришлось приложить к делу другие фотографии, где видны охранники. Наши сотрудники специально поехали в торговый центр и сняли эскалаторы, чтобы было видно, что их фотографировали с умыслом. Потом засняли входы в торговый центр. И все эти фотографии представили как вещественные доказательства.

– Подсудимая заявила на суде, что это не ее фотографии. Что с этим прикажете делать?

– А ничего. Мало ли кто чего заявляет? Вы же судья. За вами последнее слово. Мы, как могли, вам помогали. Договорились с известным журналистом, он беседовал с этими двумя русскими девчонками, сдуру принявшими мусульманство. Как мог, их разговорил. Просили его, чтобы он особо не обозначал, что они с нами сотрудничали. Он написал в одной из центральных газет нужную для нас статью, абсолютно грамотно расставив акценты. Картина в общественном мнении получилась правильная: чеченка сбивает с толку русских девушек. Вербует их в террористки. Хорошо, что вы этого журналиста на суд вытащили. А то со свидетелями обвинения у вас как-то не очень хорошо получилось. Нашего сотрудника, Тимура Ахмадова, который эту чеченку нам нашел, мы отправили в командировку за границу. Родственники обвиняемой ему чуть ли не кровную месть объявили. Вроде бы он эту Фатиму подставил, предал. А он теперь на повышение пошел. Из РУБОПа к нам идет работать. Так что все путем.

Не стоит себя мучить. Вам-то самой как кажется: она – террористка или просто чеченка? Если не террористка, то чего она приехала в Москву? Кто ее тут ждал? Скажите мне вообще, зачем они все сюда понаехали? Работу у наших людей отбирают. Тем более наши бойцы с ними воевали, кровь свою проливали…