Итоги Итоги - Итоги № 7 (2012)

Многие сегодня делают ставки на то, что французский немой «Артист» переиграет на грядущем «Оскаре» не только в чем-то перекликающихся с ним «Хранителя времени» Мартина Скорсезе и «Полночь в Париже» Вуди Аллена, но и работы Спилберга и Терренса Малика. На мой взгляд, вряд ли, а вот исполнитель главной роли Жан Дюжарден («Агент 117», «99 франков») вполне может обойти голливудцев Джорджа Клуни и Брэда Питта. Он уже стал лауреатом Канна и вообще хороший, незаштампованный актер. Но все-таки любой главный приз, который тянется за фильмом Мишеля Хазанавичуса, начиная с Каннского фестиваля, должен быть предназначен терьеру Угги, уже увенчанному шутливой статуэткой Palm Dog.

На экране воссоздается эпоха расцвета и упадка немого кино в Голливуде. Конец 20-х годов. Самоуверенный хлыщеватый мужчина с усиками купается в славе. Джордж Валентин (Дюжарден) — звезда Великого немого, кумир барышень. На экране с одинаковой ловкостью он фехтует, танцует, играет в теннис, соблазняет и ослепительно улыбается, изображая супершпиона. В реальной жизни он невежливо подкалывает опостылевшую жену (Пенелопа Энн Миллер) и лениво играется с собакой, которая выглядит посмышленее хозяина. Он уверен, что успех будет вечным, а фильмы всегда немыми. Но прогресс уже за порогом, и в кино приходит звук, для которого нужны новые звезды. Одной из них становится зубастая, глазастая и длинноногая статистка Пеппи Миллер (Беренис Бежо). Когда-то она с восторгом тянулась к Валентину из-за полицейского кордона. А теперь роли поменялись. И Валентин слышит, как в интервью Пеппи заявляет, что старикам нечего делать в кинематографе новой эры. Путь угасшей звезды вниз традиционен: жена уходит, костюмы распроданы, мебель из особняка вывезена на аукцион. И только собачка верна Валентину, отказавшемуся впускать звук в свою жизнь. Она и спасет его однажды от смерти. А Пеппи, прочитав в газете о горькой судьбе недавнего идола, окажется не просто славной хохотушкой, а самоотверженной женщиной, для которой старая любовь не ржавеет.

Я не в восторге от этой картины. Она мне напоминает сюжеты в телешоу «Большая разница», где пародируются разнообразные штампы. Особенно удивляют номинации за «Лучший сценарий» и «Лучшую музыку». Истории, рассказанной в фильме, еле хватит на короткометражку. А саундтрек, сотканный из всех таперских пошлостей, утомителен, как зубная боль. Однако мы с рецензентом «Нью-Йоркера», констатировавшим, что «Артист» умен, но не остроумен, в явном меньшинстве. Фильм нравится не только критикам, но и зрителям. Они охотно награждают его эпитетом «настоящее кино», хотя ровно ничего не знают ни о Дугласе Фэрбенксе, ни об Эрроле Флинне, ни о Джоне Гилберте, из которых лепился образ героя. И вообще, может, впервые видят немое кино, вот и радуются. Но все-таки концепция фильма похожа на радикальный художественный жест — имитация технических особенностей черно-белого кино в эпоху торжества новых технологий и 3D. Впрочем, это тенденция года. Иначе откуда в тех же номинациях оказались бы «Хранитель времени», где речь идет об одном из отцов немого кино Жорже Мельесе, и «Полночь в Париже», где герой путешествует во времени в 20-е годы. Видимо, накопилась общая усталость от спецэффектов, быстрого монтажа и бьющих в глаза красок.

Около нулей

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Вышел в свет сборник Захара Прилепина «К нам едет Пересвет»

Бывший омоновец и член партии, название которой запрещено произносить, он появился в литературе как нельзя более вовремя. Мыслящей аудитории как раз прискучили пелевинские хинаяны и зиккураты. Она уже перепробовала все состояния ума: casual и духless, викторианскую правильность и мемуарную желтизну. Наступило время опроститься. Суперэго требовало разрядки. Пришла жажда насущной, бьющей в глаза и хватающей за грудки очевидности. Той, которую Маяковский передал одной-единственной фразой: «Хлебище дайте жрать ржаной... дайте жить с живой женой!» Именно эту жесткую достоверность стал доносить до читателя Прилепин.

Конечно, адептов реализма хватает и без него. Взять хотя бы Алексея Варламова и мастеров «деревенской прозы» с их неспешным и предсказуемым развитием сюжета. Или сумрачных «новых реалистов» из окружения Романа Сенчина, живописующих свинцовые мерзости провинциальной жизни. Но прилепинский метод оказался чем-то принципиально иным. Тему молодежного бунта в романе «Санькя» он ухватил в самой сердцевине, вывернув наизнанку душу и веру нацбола. Позволив читателю лично ощутить «сухую ярость в сердце, вкус железа во рту».

Роман многих задел за живое. Один известный олигарх не поленился написать автору что-то вроде открытого письма, в котором обвинил его в подростковом инфантилизме, посоветовал научиться стирать носки и выбросить из головы мысли о социалистической халяве. Прилепин ответил на удивление мягко и интеллигентно. А спустя несколько месяцев история их рассудила. Наступила кризисная осень 2008-го, и критики «халявщиков» сами вдруг сделались социалистами. Презрев «суровые, но справедливые законы рынка», они не объявили себя банкротами, но отправились к правительству с протянутой рукой, выпрашивая кредитов, кредитов и еще раз кредитов. То есть собеса и богадельни в красивой упаковке.

А Захар Прилепин тем временем покоряет модную столичную публику и работает на новый имидж, превращаясь в светского анфан террибля. Он регулярно появляется в интеллектуальном «глянце» и становится «Человеком года» по версии журнала GQ. Такая вот загогулина…

Новая прилепинская книга «К нам едет Пересвет» — сборник эссе, написанных в последние несколько лет. Это размышления о превратностях эпохи нулевых. Культурный продукт оппозиции Его величества нефтяного профицита.

Тексты разного достоинства, среди них есть немало блестящих. Например, открывающий сборник «Кровь поет, ликует почва». Это о той уютной метафизике крови и почвы (а это, если верить Прилепину, два агрегатных состояния одного и того же вещества), которая шире и выше любого узколобого национализма. Ход мысли, что называется, «доставляет». Или вот резкое обличение писательницы Татьяны Толстой за ее барский снобизм. Или более чем эпатирующее эссе «Почему я не убил Ельцина». Наконец, заглавная вещь — о том, как изменилось само понятие «герой» за минувшие 20 лет и почему оно произносится исключительно с кривой ухмылкой. «Герой, блин!» Только так, и не иначе.

Сам Прилепин объясняет появление своих «сердца горестных замет» тем, что есть вещи, которые не опишешь в прозе. Публицистичность в романе будет выглядеть жалко. Но в эссе в самый раз. А то, что жанр неблагодарный, так это не беда: «Только дураки пишут исключительно в расчете на вечность и не размениваются по мелочам...В этой книжке я, напротив, старательно размениваюсь…»