Роман Белоусов - Шерлок Холмс (глава из книги)

После этого Адриану Конан Дойлю ничего не оставалось, как признать на страницах эдинбургской газеты «Ивнинг ньюс», что «Шерлок Холмс только литературный слепок доктора Белла».

Даже внешне Конан Дойль сделал своего героя похожим на бывшего учителя. Чтобы убедиться в этом достаточно взглянуть на фотографию эдинбургского профессора: очень худой, с острым, пронизывающим взглядом серых глаз, тонкий орлиный нос, энергичное выражение лица.

Однако, чтобы создать образ сыщика, мало было описать его внешность. Требовалось показать его в действии, на примерах продемонстрировать силу метода, которым он пользовался при раскрытии преступлений. А для этого нужны были не только познания в технике полицейского розыска, но и знакомство с материалом, то есть с фактами уголовной хроники, которые питали бы фантазию автора. И в этом Джозеф Белл оказал писателю немалую услугу. Еще во время учебы в Эдинбурге Конан Дойль не раз слышал рассказы Д. Белла о тех преступлениях, в раскрытии которых ему доводилось участвовать. Одна из таких историй, собственно, и навела его мысль о создании образа сыщика, наделенного необычайным талантом анализа и дедукции. Но и после того, как Конан Дойль стал уже писателем, он нередко обращался к Д. Беллу с просьбой «подбросить» материал для рассказов, прислать что-нибудь «шерлок-холмсовское». И Джозеф Белл никогда не отказывал в помощи своему ученику. Он подробно излагал обстоятельства какого-либо дела, давал ценные советы, иногда подсказывал сюжет.

Но если Джозеф Белл не отрицал сходства между ним и Шерлоком Холмсом и даже высказывался на этот счет в печати, признавая в методе книжного героя своего последователя, то тот же Джозеф Белл указывал еще на одного прототипа знаменитого сыщика.

С присущей ему наблюдательностью он усматривал глубокое родство между литературным персонажем и самим автором. «Вы и есть подлинный Шерлок Холмс!» — писал он своему ученику. И это была правда. Чем же походил на своего героя его создатель? Отнюдь не внешним видом. Напротив, можно сказать, в этом он был полной его противоположностью. Высокого роста, плечистый, с широким лицом и добрыми усами — лицо скорее добродушного папаши, чем человека с острым умом и необыкновенной наблюдательностью. А между тем именно эти качества прежде всего роднили Конан Дойля со своим созданием — Шерлоком Холмсом. «Его мозг, — пишет о писателе его сын Адриан, — был огромным складом знаний и фактов», он, как никто, владел методом дедукции и обладал способностью увязывать причину со следствием, точно ставил диагноз болезни по симптомам, умел видеть то, что ускользало от зрения других, словом, это был прирожденный детектив.

Не отрицал этого и сам писатель. Он часто говорил о том, что внутри него живет «умный, зоркий детектив».

Чем больше Конан Дойль писал о Шерлоке Холмсе, тем больше развивались и его собственные способности к дедукции и тем сильнее становилось его косвенное и прямое влияние на криминалистику. Писатель признавался, что не однажды ему удавалось методом Холмса решить проблемы, которые ставили в тупик полицию. Это случалось всякий раз, когда профессиональная полиция оказывалась не в силах распутать какое-либо запутанное дело и вынуждена была прибегать к его помощи, как обращались за помощью и к Шерлоку Холмсу. И тогда всемирно известному писателю приходилось откладывать перо литератора и брать в руки лупу сыщика. Метод его героя действовал безотказно — Конан Дойлю удалось распутать не одно сложное дело, расследовать не одно запутанное преступление. Его репутация в этом смысле приобрела такую известность, что к нему стала обращаться с просьбами полиция других стран. Египетские, американские и французские детективы изучали его метод, систему поисков мельчайших улик. Известный криминалист Э. Локар считал Конан Дойля «поразительным ученым-исследователем».

Походил Конан Дойль на своего героя и еще в одном. Подобно «отшельнику с Бейкер-стрит», Конан Дойль — сыщик-любитель действовал, как правило, бескорыстно, лишь из благородных побуждений. Он вступал обычно в опасную и часто неравную борьбу со злом даже тогда, когда шанс добиться успеха равнялся нулю. И нередко, благодаря настойчивости и неутомимости, оказывался победителем.

Летом 1968 года на знаменитом лондонском аукционе Соутби было объявлено о продаже пяти писем Конан Дойля, посвященных так называемому делу Слэйтера. В связи с этим история полувековой давности вновь всплыла на страницах газет — на них замелькали старые потускневшие фотографии. И снова воздавалось должное Конан Дойлю — «рыцарю проигранных процессов и воскрешателю разбитых надежд», как назвал в свое время писателя знаменитый криминалист Уильям Рафед.

В этот раз, однако, для того, чтобы справедливость восторжествовала, Конан Дойлю потребовалось почти два десятка лет.

Оскар Слэйтер, осужденный по делу, как назвал бы его доктор Уотсон, «о бриллиантовом полумесяце» и обвиняемый в убийстве, был реабилитирован и освобожден из тюрьмы после 19 лет заключения.

Это было, пожалуй, одно из самых трудных дел, которым пришлось заниматься Конан Дойлю. Причем трудность его состояла не столько в доказательстве невиновности осужденного, сколько в том, чтобы заставить блюстителей закона пересмотреть дело. На все требования о пересмотре неизменно следовал ничем не мотивированный отказ. А между тем стоило лишь вникнуть в аргументы, выдвигаемые Конан Дойлем, чтобы тотчас же убедиться в том, что Верховный суд на своем заседании в Эдинбурге в мае 1909 года допустил непростительную ошибку, осудив невиновного.

Писателю это стало ясно сразу же, как только он познакомился с делом.

Рассказ о нем доктор Уотсон начал бы приблизительно так: «Преступление, впоследствии названное делом о бриллиантовом полумесяце, было совершено в Глазго. Богатую вдову миссис Марион Гилкрайст нашли мертвой в своей квартире. Убийство было совершено вечером в то время, когда служанка выходила купить газету. Спустя 15 минут она вернулась, у дверей спальни хозяйки встретила незнакомца, который с улыбкой произнес: «Добрый вечер» — и спокойно удалился…»

Полиция установила, что убийство совершено было с целью ограбления, хотя все драгоценности остались нетронутыми. Убийца захватил с собой одну только бриллиантовую брошь в форме полумесяца. На то, что была также вскрыта шкатулка с документами, не обратили должного внимания.

Сыщики бросились на поиски «улыбающегося убийцы». И вскоре был задержан некий Оскар Слэйтер. Служанка опознала в нем таинственного незнакомца. Одной из улик против него послужило то, что он заложил кому-то брошь и спешно уехал. То, что его брошь ничуть не походила на брошь убитой, а также и то, что он отдал ее в заклад накануне убийства,— отнюдь не смутило полицейского инспектора, ведущего расследование, умственные и профессиональные данные которого, видимо, были на том же уровне, что и у антагонистов Шерлока Холмса — бездушных полицейских инспекторов Лестрейда и Гречсона. Словом, стоило, как говорится, копнуть это дело поглубже, как здание, возведенное полицией, с треском рушилось. Тем не менее следствие было подтасовано, свидетели запуганы, и суд больше походил на комедию, закончившуюся трагически, — Слэйтера приговорили к смертной казни. Позже ее заменили пожизненным заключением.