Андрей Буровский - Анти-Мединский. Опровержение. Как партия власти «правит» историю

Даже бунтуют на Руси, за редкими исключениями, не так, как в Европе, а деликатно и благонамеренно.

«Традицию «бунта на коленях» можно проследить даже там, где её вроде бы и нет. Скажем, в восстании декабристов. В конце концов, что сделали декабристы? Вывели войска и долго стояли на Сенатской площади в каре. Никаких попыток занять Зимний, арестовать Николая I. В точности как в Москве 1648 года восставшие стояли на площади и ждали, что же сделает власть?

Порой говорят о безволии декабристов, недостатке организованности. Приведя солдат на площадь, они не решались продолжать. Воли к власти не хватило, веры в свою правоту. Но ведь декабристы — боевые офицеры, прошедшие 1812 год, поход в Европу 1813–1815 годов. Безволие? Трусость?

В это трудно поверить. Нелогичное предположение. Действительно, а почему так долго стояли в каре восставшие, не делая решительных шагов? Почему? Мы так привыкли читать эти описания событий 14 декабря 1825 года, что уже не вдумываемся в их глубинный смысл. А ведь перед нами — типичный бунт на коленях. Угроза оружием? Да… Как из толпы в 1662 году: отдай, царь, ненавистных нам бояр… А то сами возьмём, «своим обычаем»!

Николай I оказался далеко не слабонервным, игру психологического напряжения выиграл он. А восстание декабристов тем не менее состоялось, но состоялось совершенно не так, как должен «по правилам» проходить «нормальный военный мятеж». В традициях мятежа — кровавые столкновения правительственных и мятежных войск, захват «вокзалов, почты, телеграфа», аресты правящей верхушки и их семей, расстрелы заложников, взаимный террор и пр. и пр.

Что же видели мы на площади Декабристов в Петербурге? Типичный русский «бунт на коленях». Очень национальное действо» («Мифы о России-3». Стр. 345–346).

И вправду, в отличие от думских болтунов поднявшие восстание 14 декабря 1825 года декабристы были боевыми офицерами, и потому на коленях стоять они не собирались. Изначально планировалось захватить и Зимний дворец с царской семьёй, и присягающий новому царю Николаю I Сенат, и Петропавловскую крепость. Но с самого начала пошли накладки. Первым восставших подставил капитан Нижегородского драгунского полка Александр Якубович. Неуравновешенный по жизни, а сверх того, словивший пулю в голову на Кавказе, он в 1825 году, похоже, страдал маниакально-депрессивным психозом. Взявшись захватить царскую семью, он в последний момент отказался и вместо этого побежал к Николаю уверять в совершеннейшем почтении. К Зимнему пришлось бежать поручику Николаю Панову с гвардейскими гренадерами, но дворец успел взять под охрану гвардейский сапёрный батальон, и Панов с криком: «Это не наши!» ретировался.

Сенат было захватывать бессмысленно — сенаторы присягнули и разошлись двумя часами раньше. Прочие же активные действия сорвались из-за срыва попыток поднять несколько предназначенных к восстанию полков и неявки избранного диктатором полковника Преображенского полка Сергея Трубецкого. Его соратники поневоле встали на площади, ожидая подкреплений, а без малого через два века гражданин Мединский выдал их нужду за добродетель, а из добродетели вывел общее благолепие Российской империи. Она у него столь прекрасна, что покидается почти исключительно проблемными народишками, не ценящими своего счастья.

«В те времена, когда Старый Свет поставлял человеческий материал для заселения целых материков, Российская империя не осталась в стороне от этого процесса. Её пределы покинуло тоже 4,5 млн человек. Но обратите внимание, кто выезжал — прежде всего это поляки, что было результатом жёсткого противостояния «имперского центра» и польских сепаратистов, которое вылилось в несколько так называемых «польских восстаний», евреи (без комментариев, «черта оседлости» — цена отдельного разговора) и горцы (Кавказские войны породили массовые переселения целых народностей на Кавказе). Эти три категории закрывают собой 90 % эмигрантов» («Мифы о России-1». Стр. 462).

Действительно, согласно исследованию Павла Поляна «Эмиграция: кто и когда в XX веке покидал Россию», в 1851–1915 гг. из Российской империи выехало 4,5 миллиона человек, но евреи из них составляли около 1,9 миллиона, а кавказцы — почти 400 тысяч. Один из крупнейших советских специалистов в области исторической демографии Владимир Кабузан в работе «Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII — начале XX века», говорит о 4,6 миллиона выехавших за этот период, из которых поляков было 880 тысяч. Итого, отмеченные Мединским народы составляют 3,1–3,2 миллиона из 4,5–4,6 миллиона, то есть не 90 %, а менее 70 % эмигрантов. Среди остальных отмечены прибалты, финны, немцы и сотни тысяч представителей иных этнических групп. О причинах отъезда этих людей замечательно писал неоднократно цитируемый профессором, часто перехлёстывающий через край, но, в отличие от него, талантливый и яркий публицист-эмигрант Иван Солоневич. Между прочим, убеждённый монархист.

« Русская бюрократия, как и сейчас, была, так сказать, государственно тупоумна. У неё не было ни национального чутья, ни самых элементарных познаний в области экономических отношений. Её положение было чрезвычайно противоречивым. Вот губернатор. Он обязан поддерживать русского мужика против польского помещика. Но сам-то он — помещик. И поместный пан Заглоба ему всё-таки гораздо ближе белорусского мужика. У пана Заглобы изысканные манеры, сорокалетнее венгерское и соответствующий палац, в котором он с изысканной умильностью принимает представителя имперской власти. Губернатору приходится идти или против нации, или против класса. Петербург давил в пользу нации. Все местные отношения давили в пользу класса. Польский виленский земельный банк с его лозунгом «Ни пяди земли холопу» запирал для крестьянства даже тот выход, который оставался в остальной России. Белорусское крестьянство эмигрировало в Америку. Вы подумайте только: русский мужик, который сквозь века и века самого жестокого, самого беспощадного угнетения донёс до Империи своё православие и своё национальное сознание, он, этот мужик, вынужден нынче бросать свои родные поля только потому, что еврейство (неравноправное еврейство!) и Польша (побеждённая Польша!) не давали ему никакой возможности жить на его тысячелетней родине. И ещё потому, что губернаторы были слишком бездарны и глупы, чтобы организовать или землеустройство, или переселение. На просторах Российской империи для этого мужика места не нашлось » («Наша Газета», № 35–38, 1939).