Итоги Итоги - Итоги № 11 (2012)

— Когда все-таки поняли, что объединить вооруженные силы СНГ уже не получится?

— В какой-то момент я осознал, что против выступают не только отдельные республики, но и Министерство обороны России. Подтверждением этому явились публикации в некоторых СМИ, направленные не только на принижение роли и значения Главного командования, его функций, но и на его дискредитацию. Позднее мне в руки попали документы, подтвердившие подозрения, что Минобороны России проводило целую акцию по снижению авторитета Главного командования и моего лично. Дело дошло до того, что на мои высказывания по поводу военной интеграции было заведено специальное досье.

— Неужели Грачев…

— Трудно сказать, инспирировались ли все эти странные деяния лично министром обороны России. Скорее всего нет. Но кое-кто из его окружения, неспособный к каким-либо конструктивным делам, хорошо поднаторел на интригах. Дело, которым я жил в эти годы, из-за которого многое терпел, от многого отказался, в том числе и от поста министра обороны России, оказалось в руках циничных игроков. Я же считал и считаю, что играющий всегда проиграет. И не тратил время на интриги и самоутверждение.

— Как вы отнеслись к использованию армии в конфликте 1993 года? Тоже отрицательно?

— К началу 1993 года я уже стал понимать, кто такой Руцкой. В то время он казался мне довольно странным человеком. Хотя раньше я был о нем другого мнения. Ведь он был фактически моим подчиненным, командовал полком под Одессой. Находчивый такой, толковый. А потом, когда его занесло случайно в высокие инстанции, видимо, потерял ориентир. Знаете, знакомство с великими актерами, режиссерами... Вожжи самоконтроля были отпущены, и он стал против Ельцина выступать. Помню, приехал к нему как старый знакомый и говорю: «Александр Владимирович, понимаешь, нельзя так. Тебя избрали, потому что президент назвал тебя вице-президентом». А он обиделся, говорит, что его избрал народ, а не Ельцин. Я ему говорю на это: «Саша, значит, если бы Ельцин взял ведро воды и назвал его вице-президентом, его бы тоже избрали». И Руцкому не понравилось это дело. Но разговор закончился тем, что он меня уверил, будто помирился с Ельциным и стал заниматься борьбой с коррупцией. Подводит меня к сейфу и говорит: здесь очень много крупных дел. Я его убеждал, что это не его дело и всю документацию необходимо передать в Генпрокуратуру. Потом вижу по телевизору, как на заседании Верховного Совета Руцкой рассказывает о своих «чемоданах с компроматом». Вдруг слышу: маршал Шапошников, говорит он, одним росчерком пера передал 12 аэродромов какой-то коммерческой структуре.

Я до него тогда не мог дозвониться. Потом был День авиации в Тушине, встретились. Говорю: «Саша, ты что имел в виду?» Он начал извиняться, мол, мои чудаки написали, я не проверил, зачитал. Я ему говорю: «Ты меня позоришь на весь мир, а извиняешься в чистом поле». И ушел.

Потом, в октябре 1993 года, меня звали к «президенту» Руцкому на любую должность, но я им сказал, что могу приехать лишь с одной целью — послать куда подальше. На тот момент я не видел других методов, кроме силового. На конфликт провоцировала та сторона. На «Останкино» нападали, на мэрию. Их много раз предупреждали. Если бы победил Белый дом, нам бы фамилию Ельцин запретили произносить. Я рад, что победил Ельцин. Применение армии тогда спасло положение дел. Плохо, что дошло до этого. Но если предположить, что армия заняла бы сторону Верховного Совета... Страшно подумать!

— Как часто вам приходилось поднимать свои самолеты на перехват самолетов «противника»?

— Приходилось, да. С этим связан один неординарный случай в моей жизни. Как-то раз в выходной день в воздух со стороны ФРГ поднималось много небольших самолетиков. Один из них под воздействием ветра пересек границу с ГДР. У меня тут же начинают разрываться телефоны, сыплются приказы «сбить», «не допустить», «разобраться». Ну я попытался связаться с «нарушителями», ответа не было. Поднял в воздух пару боевых вертолетов, которые стали лететь параллельным с немецким самолетом курсом, но реакции все равно никакой. Я пошел на крайность, решил припугнуть и дать несколько залпов рядом с ним. Приказ исполнили, и самолет тут же ретировался. На следующий день ко мне приходит командующий ВВС и ПВО ННА ГДР (тоже, кстати, воевал) и говорит: «У нас в Германии есть такая практика: лечить детей от астмы переменой давления. Для этого их поднимают на самолетах в воздух». С тех пор я многое передумал — о войне и мире, о провокациях и случайностях, о начальниках и подчиненных, о друзьях и врагах.

— И о чем же в большей степени думалось?

— О несовершенстве человеческого бытия, человеческих отношений, о стремлении одних обмануть других и на этой основе поруководить обманутыми. Практически люди все одинаковы, но по каким-то причинам находятся вожачки, придумывают своим воспаленным мозгом очередной «изм» и начинают дурачить народ. Тут же находятся другие вожаки, которые объединяют других людей под знаменем другого «изма», и начинается очернительство одних, осветление других, дело доходит до холодной, а иногда и до горячей войны, до унижений и оскорблений, угроз и насилия. При таком разделении человечество, как правило, обретает несколько центров силы, к которым начинают примыкать те или иные более мелкие либо слабые страны.

Мне все это напоминает обстановку двора в худшем варианте, где командуют бывалые вожаки. Большинству людей это не нужно.

Однажды я разговаривал с американскими летчиками и был крайне удивлен. Это было во время первого визита военной делегации СССР в США. Мы посетили авиабазу Люк, где базируется эскадрилья Thunderbirds, которая, как и наши подразделения из Кубинки, при случае показывает свое мастерство.

Но у американцев в отличие от наших показательные полеты предваряются рассказом диктора о том, как нам повезло, что мы прибыли именно сюда, где нам посчастливится увидеть лучших в мире летчиков, летающих на лучших в мире самолетах. И это повторялось неоднократно. Наконец они полетели. Прямо скажу: не лучше наших. После приземления командующий ВВС (по американской терминологии — начальник штаба ВВС) спросил, нет ли у меня каких-либо пожеланий. Я ответил, что хотел бы повстречаться с этими летчиками. Проблем не было — встретились, поздоровались. Я сказал, что командую Военно-воздушными силами СССР — от Чукотки до Берлина, от Таймыра до Афганистана. В подчинении имею десятки тысяч летчиков, многие из них — высококлассные специалисты. Но еще ни разу не встречал лучшего в мире летчика. Вот и хотел бы спросить: как вы себя ощущаете — в роли лучших в мире? Есть ли у вас какие-либо стремления, пожелания, мечты? Или, имея этот статус, больше ничего и не надо? И старший из них вдруг сказал: «Мы имеем желание — полетать на русских самолетах так, как летают русские летчики». И это в разгар холодной войны!