Ларс Триер - Ларс фон Триер. Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом

В сцене, где Янос Херско играет патологоанатома, его персонаж говорит: «Это очень красивый труп. Труп безличен, но интересует ученого». Можно сказать, что в этом фильме ты выступаешь как ученый, который исследует чувства и состояния души.

Да, я чувствую себя исследователем, это точно. У меня есть ощущение, что я веду себя как ученый, исследующий фильмы.

Но можно ли сказать, что ты отличаешься от других ученых тем, что в большей степени отдаешь себе отчет о результатах? Исследователи в других областях, наверное, менее уверены в своей цели, в том, к чему ведут их изыскания ?

Думаю, ученый тоже не кидается в эксперименты, не представляя себе заранее, к чему они могут привести. Если человек изучает звездное небо, он исходит из того, что может найти новые звезды или планеты. Е1а-учные исследования часто сводятся к тому, чтобы доказать или опровергнуть какую-либо теорию. Для меня все то же самое. Я позволяю своей фантазии и увлеченности вести меня вперед, но у меня, разумеется, есть при этом своя теория о том, как будет выглядеть конечный результат.

Нет-нет, понятно, что координаты заданы, даже если позволяешь себе отклонение от курса. Однако бывало у тебя, чтобы, несмотря на все это, результаты тебя ошарашивали? Например, когда ты делал «Королевство», в котором появился принципиально новый стиль и совершенно новый для тебя способ работы?

Да, больше всего меня поразило, насколько оживляет фильм смена техники.

Другой главный герой фильма, Крамер, говорит: «Это иногда помогает изучать географию преступления». Расскажи, пожалуйста, как ты выстраивал географию филь-

ма. Архитектору Петеру Хёймарку удалось, на мой взгляд, найти и создать очень выразительную обстановку.

Не могу сказать, чтобы мы с ним особо тесно сотрудничали. Он человек очень темпераментный и частенько выходил из себя. Работа над фильмом далась ему довольно тяжело. Наверное, ему показалось, что приходится подчиняться чужим указаниям, а это нелегко. Взять, к примеру, сцену, где нужна была яма для животных, умерших от ящура, — труп должен был лежать под кучей мертвых животных. Для съемок этой сцены я заказал тридцать животных. А когда приехал на съемочную площадку, то увидел двух лошадей, трех свиней и корову, которая показывала мне язык. Я сказал, что так не пойдет, нам нужно тридцать животных. А Петер ответил мне на это, что денег не хватило, потому что фильм и так уже вышел за рамки бюджета. Это была одна из самых трудных сцен в фильме — с длинным наездом камеры с вертолета и участием водолазов. Так что я собирался прервать съемки, поскольку не было необходимых условий для этой сцены. В конце концов нам пришлось разрубить животных надвое, чтобы выглядело так, будто их гораздо больше. Я очень хорошо помню эту ночную сцену, потому что на съемки у нас была только одна ночь. Вертолет мог летать только до захода солнца, и пилот сидел и все время показывал на свои наручные часы, пока мы остервенело пытались подготовить все для съемок. Осветительные ракеты, которые должны были освещать место действия, не прибыли, и я помню, как ответственный за них прибежал в последнюю минуту, как раз перед заходом солнца, и установил их. Так что у нас осталось времени всего на один дубль, но нам удалось уговорить пилота еще на один раз. В результате получилось очень красиво.

Предварительная подготовка, включающая поиск мест для съемок, проводилась очень масштабно, мы нашли несколько мест, которые нам очень понравились, и ради них даже переписали сценарий, где это было необходимо. Например, мы написали, что больница находится в подвале. Так мы подбирали различные места, где будут проводиться съемки. Большинство из них оказались удачными; некоторые — не очень. Тогда мы приносили свой реквизит, которым оборудовали съемочную площадку, — матросские гамаки, старинные керосиновые лампы и прочую рухлядь, которая создавала определенное настроение. Эти предметы должны были создать ощущение кочевого образа жизни, их легко было перемещать и легко смонтировать на новом месте.

Петер Хёймарк не отвечал за всю сценографию. У нас еще был художник, Джеффри Недергард, который нарисовал множество эскизов обстановки. Он, к примеру, отвечал за интерьер конторы Осборна — очень странного места. Контору устроили в помещении с очень высокими потолками, где было выделено несколько уровней с выступающими площадками и т. д.

Архитектура этой комнаты очень способствует чувству нереальности происходящего, которое возникает по ходу действия фильма. Стены имеют странный наклон, в помещении невозможно сориентироваться.

Мы обработали поверхности, придав им отражающий блеск и снабдив масляным налетом, чтобы казалось, будто природа скоро возьмет верх. Все было сырое, вода стекала по стенам. Когда я посмотрел «Чу-жие-3», меня поразило, что там создана точно такая же обстановка, как у нас в «Преступном элементе». Любопытно: то, что десять-двенадцать лет назад считалось в кино авангардом, сегодня может быть использовано в чисто коммерческих картинах.

Сценография фильма состоит не только из обстановки — помещений, мебели и реквизита. В нее входят также люди и прочая живая материя.

Да, уж это точно. Можно сказать, что люди используются только как часть сценографии. В фильме не так уж много традиционной актерской «игры».

Я имею в виду не главных героев: Фишера, Крамера и Осборна, а многочисленных эпизодических персонажей и статистов, которые бродят в резервуарах с водой или лежат на земле.

Да, это верно. Фильм, если можно так выразиться, «меблирован» человеческими телами.

С актером, который играл Осборна, Эсмондом Найтом, вышла престранная история. Выяснилось, что он слепой, о чем никто из нас поначалу не подозревал. В актерском бюро в Лондоне нам сказали, что он плохо видит, но когда дошло до дела, оказалось, что он совершенно слепой. Он потерял зрение во время Второй мировой войны и ходил с белой тростью. Так что в сценах, где он играет, помощнику режиссера приходилось лежать на полу и передвигать его ноги, когда он должен был перемещаться в кадре!

Эсмонд был близким другом Лоуренса Оливье, который всегда давал ему маленькие роли в своих фильмах. Так же как у Фассбиндера, когда его друзья-акте-ры всегда могли рассчитывать на эпизодическую роль. Кроме того, он снимался во многих картинах Майкла Пауэлла. И в каком-то из фильмов Хичкока . В прошлом он был летчиком, так что если надо было сказать ему, в каком месте на тарелке лежит еда, ему говорили: «На пять часов», и он попадал вилкой куда надо.

Когда мы снимали фильм, Эсмонду было уже за семьдесят. Самое забавное в нем было то, как он пользовался своей слепотой. Он обожал схватить даму за грудь и затем воскликнуть: «Ах, это вы, дорогая!» Однажды