Рой Медведев - Солженицын и Сахаров

101

тября, и печать еще за несколько дней до этого комментировала необычное заседание.

Солженицын прибыл в Думу перед самым выступлением и вошел в зал в окружении десятков журналистов. В зале пустовала половина депутатских кресел. Не пришли депутаты из Правительства, а Егор Гайдар демонстративно вошел в зал через полчаса после начала выступления.

Писатель тщательно подготовился к выступлению и говорил напористо и вдохновенно. Его речь была интересной и содержательной. Но отклика в зале почти не было, лишь иногда раздавались жидкие аплодисменты. Солженицыну не задали ни одного вопроса - ни устно, ни письменно.

Конечно, писатель повторил многое из того, что уже говорил ранее: "На нас лежит ответственность перед страдающим народом. Я вынес ощущение, что народная масса обескуражена, она в шоке от унижения и стыда за свое бессилие. Людей практически выключили из жизни. У них оказался небогатый выбор: или влачить нищее существование, или постигать ремесло, как обманывать государство". Писатель осудил приватизацию, издевался над ваучерами, отмечал рост преступности, осуждал ограбление вкладчиков сберегательных касс, рисовал бедствия деревни. Он повторил слова об олигархии и коммунистической номенклатуре, "перебежавшей в демократы". "Говорят: нет денег. Да, у государства, допускающего разворовку национального имущества и неспособного взять деньги с грабителей, нет денег". Эти слова вызвали слабые аплодисменты. Говорил Солженицын о земстве, о других формах местного самоуправления, о национальных проблемах России. Он не называл имен и ничего не сказал о Президенте, но заявил в конце выступления, что Россией сегодня правит корысть, в ней господствуют эгоистические интересы меньшинства.

Выступление Солженицына было полностью показано по центральному телевидению. Оно было опубликовано газетами "Правда", "Российской газетой". Однако это выступление очень мало обсуждалось вне стен Государственной Думы. Даже активно поддерживавшие писателя газеты были обескуражены. "Прозвучавшая в пятницу речь Александра Солженицына, - писали "Известия" 1 ноября 1994 года, - была выслушана Государственной Думой с вежливым вниманием, не согретым, кажется, более ничем, кроме почтения к самому оратору и выстраданному им праву говорить все, что он хочет. Сдержанная, чтобы не сказать

102

вялая, реакция прессы на эту речь, отсутствие на нее широкого общественного резонанса позволяют заметить: выступление писателя не стало крупным политическим событием". Западные журналисты также были удивлены равнодушием думцев и публики к Солженицыну, но не могли найти объяснения. Впрочем, поведение Думы понять можно. Доминировали здесь именно те партии и фракции, которые были задеты прежними выступлениями писателя и рассматривали его как своего политического противника. Да и вне Думы не было в 1994 году ни одной политической партии, которая могла оценивать Солженицына как своего союзника. В откликах прессы сказалось, видимо, то постоянное пренебрежение Солженицына к журналистам, которое он многократно высказывал на Западе и стал повторять в России. Что касается широкой публики, то она уже устала от критических речей. Писатель в данном случае никому не открывал глаза на действительность, о которой многие из политиков и простых людей говорили еще более резко. Но население было деморализовано, оно устало от слов. Россия была затоплена критикой, и еще одна критическая речь мало кого могла взволновать. Солженицын надеялся влиять на положение в обществе своим словом, но инфляция слов была в стране даже большей, чем денежная инфляция.

Выступление в Думе не являлось инициативой Солженицына. Иное дело телевизионные выступления, которые предложил руководству ОРТ сам писатель. Речь шла не о выступлениях в прямом эфире, а о заранее подготовленных передачах по десять-пятнадцать минут каждая. Темы первых передач Солженицын определил сам: земля и земельная реформа, экономика, беженцы и культура. Передачи начались уже в августе и вызвали немалый интерес у публики и прессы. Каких-либо новых идей Солженицын не высказывал, но говорил горячо и заинтересованно. Лично мне казалось неверным, что в передачах отсутствовала полемика. Ведущий программы задавал писателю только заранее согласованные вопросы.

В сентябре передачи с участием Солженицына продолжались и стали проводиться регулярно по понедельникам в вечернее время. Темы этих выступлений менялись, но менялся и тон писателя: он становился все более назидательным. При этом Солженицын весьма уверенно говорил и о таких проблемах, о которых имел лишь самое приблизительное представление. Он делал множество предложений, но было неясно, кто и как должен их

103

осуществлять. Передачи становились все более неинтересными, и их перестали комментировать в печати. Анализ зрительских интересов показывал, что российский зритель утратил в октябре-ноябре 1994 года интерес к выступлениям Солженицына. Самая популярная из российских газет поместила в конце 1994 года весьма критическую статью Юрия Зубкова "Солженицын как телезвезда". Автор писал: "Если первые телеинтервью Солженицына оставили чувство глотка свободы, прикосновения к спокойной и мудрой силе, то от недели к неделе чувства эти менялись в сторону какой-то неловкости и досады... Усилиями выбранных им самим собеседников Солженицын теперь вещает. Быть может, у него есть на это право. Но и у нас, десятилетиями слушавших вещания все новых вождей и пророков, тоже есть право и даже обязанность - больше не принимать на веру. А вдруг окажется, что не под силу писателю, пусть и самому великому, придумать переустройство великой державы... Вдруг выяснится, что не так все просто, как видится при встречах на перроне и из писем. Что кроме законов нравственных есть и другие - экономические? Как и телевизионные, которые просто требуют, чтобы человек с экрана не вещал в застывшем величии"7.

В 1966 году в течение нескольких месяцев Солженицын получил возможность проводить встречи и литературные вечера в разных местах, главным образом в ведущих НИИ Москвы. У многих из присутствовавших в зале имелись магнитофоны, и записи, а также стенограммы этих встреч расходились затем по всей стране. Одну из таких записей - выступление писателя в Институте востоковедения 33 ноября 1966 года А. Солженицын включил в собрание своих сочинений - в один из томов своей публицистики. Я присутствовал на одной из таких встреч с Солженицыным. Они начались с чтения одного из текстов писателя - "Улыбка Будды" - вставной новеллы из романа "В круге первом". Это один из самых замечательных рассказов Солженицына, который слушателям был незнаком. Александр Исаевич читал превосходно, недаром он готовился когда-то к карьере артиста. Все слушали, затаив дыхание. Когда чтение кончилось, была тишина, потом редкие аплодисменты, тюремно-лагерные рассказы трудно приветствовать иначе. Потом пошли вопросы, на которые Солженицын отвечал с блеском и юмором. Встреча шла более трех часов, и все расходились неохотно.