Жорес Трофимов - Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

Владимир Ильич, в связи с ухудшением своего здоро­вья, с б марта отдыхал в подмосковном селе Корзинкине. В письме Е. С. Варге от 9 марта он с горечью сообщал: “Я болен. Совершенно не в состоянии взять на себя какую- либо работу” (ПСС, т. 54, с. 203). Но за обстановкой в стра­не, которая из-за голода и вылазок контрреволюционеров оставалась тревожной, он следил внимательно. Знал и о послании патриарха Тихона, и о подготовляющемся чер­носотенцами в Питере сопротивлении декрету ВЦИК и, не без влияния Троцкого, расценил события в Шуе как пре­людию к столкновению вокруг церковных ценностей во все­российском масштабе.

Вот, в такой обстановке, в канун намеченного на 20 марта обсуждения в Политбюро событий в Шуе, родился доку­мент, который “демократы*’ называют “страшным пись­мом Ленина”. Как это ни странно, но оно, с благословения М. С. Горбачева и А. Н. Яковлева, было опубликовано в момент празднования 120-й годовщины со дня рождения Ленина в апрельской книжке “Известий ЦК КПСС” за 1990 год. Строго говоря, это не “письмо” и не “наброски письма”, как пишет Волкогонов, а телефонограмма на имя В. М. Молотова за подписью “Ленин”, которую приняла по телефону и отпечатала на пишущей машинке дежурная секретарша М. Володичева. Ни оригинала, ни черновиков этого текста никто не видел и В. Дьячков (“Советская Рос­сия”, 1992, 1 октября) даже предположил, что этот маши­нописный текст — фальшивка.

Но пока будем считать, что это — документ. В нем, действительно, есть места, которые можно расценить как проявления беспощадной решительности главы правитель­ства в противоборстве с противниками Советской власти. Суть его предложения по событиям в Шуе сводилась к посылке туда представителей ВЦИК для расследования, а затем и ареста “нескольких десятков представителей ме­стного духовенства, местного мещанства и местной бур­жуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъ­ятии церковных ценностей”: Судебный же процесс “про­тив Шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи го­лодающим”, должен закончиться “расстрелом очень боль­шого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи , а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров”.

В конце телефонограммы автор поручил В. Молотову разослать эти соображения “членам Политбюро вкруговую сегодня же (не снимая копий) и просить их вернуть секре­тарю тотчас же по прочтении с краткой заметкой относи­тельно того, согласен ли с основою каждый член Политбю­ро или письмо возбуждает какие-нибудь разногласия”.

Молотов не передал в тот же день телефонограмму чле­нам Политбюро. Не говорилось ничего об этом и на заседа­нии Политбюро 20 марта. Такое могло случиться только в том случае, если Владимир Ильич сам распорядился не давать ходу своим предложениям. Само собой разумеется, что их содержание тем более не дошло до провинциаль­ных руководителей.

Волкогонов же, как заядлый фальсификатор, пишет, что эту “страшную директиву Ленина” Политбюро обсуж­дало несколько раз, и вскоре повсеместно началось массо­вое насилие против церкви и ее служителей: “По всей стра­не начались фактически военные экспедиции против хра­мов, духовенства. Грабили не только православные соборы, но и еврейские синагоги, мусульманские мечети, католи­ческие костелы. По ночам в подвалах ЧК или в ближай­шем лесу трещали сухие револьверные выстрелы. Свя­щенников, активных верующих закапывали в балках, ов­рагах, на пустырях. Над Россией замолк колокольный звон”.

Но сам-то автор смог привести в качестве примера толь­ко один, причем широко известный по газетным отчетам 1922 года судебный процесс, в Москве, на котором были приговорены к смертной казни 11 священнослужителей и граждан за организацию антисоветских выступлений. Шес­терых из них президиум ВЦИК помиловал.

Еще в 1990 году я выяснял, как именно происходило изъятие церковных ценностей в Симбирске и губернии, сколько служителей культа было репрессировано в 1922 го­ду. Архивные документы свидетельствуют, что ни одного случая столкновения духовенства с властями Здесь не име­ло места. Ни один служитель культа не только не был рас­стрелян, но и не заключен в тюрьму, хотя на двух судеб­ных процессах были установлены случаи пропажи дра­гоценностей, числившихся в церкви и синагоге. Виновные — священник и раввин — отделались условным заключением.

Несмотря на все потуги Волкогонова доказать, что при Ленине началось массовое закрытие и разрушение куль­товых построек, он так и не смог подтвердить это каким- нибудь документом. Что касается Симбирска-Ульяновска, то из архивных документов видно, что в первые годы со­ветской власти была осуществлена мера, предлагавшаяся эсерами еще до Октябрьской революции — ликвидация монастырей и домовых церквей. Смоленская церковь была приспособлена для детского приюта. Закрытие же церк­вей в Ульяновске происходило уже после смерти Ленина, с конца 20-х годов: Александровская (на территории обла­стной больницы), Троицкая и Петропавловская — в 1929 го­ду, Германовская — в 1931-м, Вознесенский собор, Бого­явленская церковь и Покровский монастырь — в 1932-м и т. д. (ГАУО, ф. 200, оп. 2, д. 234 и др.).

В конце подглавки новоявленный христианин и исто­рик, проклиная атеизм большевиков, приписывает Влади­миру Ильичу “роль АнтихристаXX века”. Тут невольно припоминаются слова публициста Л. Оникова о том, что, опубликовав .снимок Ленина — “обезумевшего от неизле­чимой болезни человека”, Волкогонов “поступает как ан­тихрист”(“Правда”, 1994, 20 августа). В заключение же приведу высказывание патриарха Тихона вскоре после смерти Ленина, напечатанное в “Пролетарском пути” (ор­гане Симбирского губкома РКП и губисполкома) от 27 ян­варя 1924 года. Газета сообщала: “В беседе с представите­лем печати бывший патриарх Тихон заявил, что Ленин не был отлучен от православной церкви, поэтому всякий ве­рующий имеет право и возможность его поминать. Хотя, сказал Тихон, мы идейно расходились с Лениным, я имею сведения о нем, как о человеке добрейшей и поистине хри­стианской души”.

Само собой разумеется, что в книге Волкогонова этой высокой оценки нравственного облика большевистского ли­дера одним из руководителей православной церкви не на­шлось места, ибо она явно противоречит злобной и неле­пой выдумке о вожде-антихристе.

Многократные заверения Волкогонова о том, что “по­литический портрет” Ленина написан им в основном на новых документах и что читатели познакомятся с “неиз­вестным” Лениным — это всего лишь похвальба, рассчи­танная на доверчивых простаков. Строго говоря, он создал-таки “неизвестного Ленина”, наделив его как челове­ка, политического руководителя и мыслителя многими отрицательными качествами. Грубой фальсификации под­верглись деятельность большевистской партии и советских органов власти, да по существу все основные вехи исто­рии, начиная с победы Октября в 1917 году. О лживом характере его суждений, оценок и выдумок говорилось в предыдущих главах, но для разбора всего того, что еще нагорожено в двухтомнике, потребовались бы тоже тома. Поэтому остановлюсь лишь еще на некоторых из них, что­бы рельефнее показать хамелеонскую натуру сановного автора и жульнические приемы сочинения негатива о Вла­димире Ильиче.