Людмила Чёрная - Преступник номер один. Нацистский режим и его фюрер

Геббельс и Борман первоначально скрыли от населения Германии факт смерти Гитлера. Они сразу же призвали Вейдлинга, который мог узнать о самоубийстве фюрера от разбегавшихся из имперской канцелярии эсэсовцев, и приказали ему молчать. Вот что сообщил Вейдлинг на допросе: «Меня обязали вплоть до дальнейшего развития событий не выдавать тайны» (смерти Гитлера. — Авт.). В 18 часов 35 минут, т. е. часа через три после самоубийства Гитлера, Борману удалось связаться с Деницем. Его радиограмма гласила: «На место рейхсмаршала Геринга фюрер назначает вас, господин гросс-адмирал, своим преемником. Письменные полномочия уже посланы». В радиограмме Бормана не было ни слова о смерти Гитлера, поэтому на следующий день Дениц прислал также по радио верноподданнейшее послание Гитлеру, которое начиналось словами: «Мой фюрер, моя верность вам неизменна…»

Почему Геббельс и Борман до последней возможности скрывали от своего третьего партнера Деница действительное положение вещей? Они боялись, что Дениц начнет действовать на свой собственный страх и риск. При этом он мог сговориться с любым из нацистских фюреров — с Гиммлером или с Герингом, которого после смерти Гитлера мог выпустить из-под стражи.

Предприняв эти необходимые меры предосторожности, Геббельс и Борман начали готовиться к решающему шагу — посылке Кребса к советскому командованию с предложением капитулировать на Востоке. С этой целью они сочинили соответствующее письмо советскому Верховному командованию. В качестве парламентера Кребс был в глазах нацистов наиболее подходящей фигурой. Он не служил в гестапо, знал русский язык, был до войны помощником военного атташе в Москве. И, видимо, считался в окружении Гитлера «прорусским человеком». Характерно, что именно Кребса Борман и Геббельс сохранили до последних дней в бомбоубежище и назначили начальником генерального штаба сухопутных войск. Далеко не случайно 30 апреля Кребс оказался, что называется, под рукой у этих деятелей. На наш взгляд, это еще одно доказательство того, что план сепаратных переговоров с советским командованием возник в головах Бормана и Геббельса задолго до самоубийства фюрера.

Западные историки, как правило, не уделяют почти никакого внимания попытке Геббельса и Бормана заключить мир на Востоке. Попытку эту они оценивают как совершенно бессмысленную и даже безумную. Она и впрямь была бессмысленной и даже безумной. Но только по одной-единственной причине — Советское правительство, верное своему союзническому долгу, не пошло и не могло пойти ни на какие сепаратные переговоры с гитлеровцами.

Однако в глазах Геббельса и Бормана план этот был вполне осмысленным и даже очень хитрым. Ведь они обращались к Советскому Союзу, т. е. к той державе, которая сыграла решающую роль в победе над гитлеровской Германией. Все попытки договориться с другими военными противниками Германии за спиной СССР ни к чему не привели бы. Реалистична была с их точки зрения лишь попытка связаться с командованием Красной Армии, с главной силой, которая нанесла решающий удар по немецкой военной машине.

Далее. У Геббельса и Бормана было в руках завещание Гитлера, делавшее их полномочными представителями фашистского государства. Иными словами, они выступали в роли новых руководителей рейха.

Наконец, у Геббельса и Бормана был еще один важный козырь: минуя союзников, они сообщили СССР о смерти Гитлера и формировании нового правительства. И тем самым, по их разумению, дали советским властям явное преимущество — возможность распорядиться этим сообщением себе на пользу, а другим союзникам во вред.

Всю эту макиавеллистскую игру нельзя оценивать по меркам сегодняшнего дня. Надо понять, что, исходя из тогдашней обстановки, Борман и Геббельс вполне могли верить в осуществимость своего, продуманного до мельчайших деталей, коварного плана.

1 мая в 3 часа 50 минут утра на командном пункте 8-й гвардейской армии появился начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал пехоты Кребс. Он заявил, что уполномочен установить непосредственный контакт с Верховным командованием Красной Армии для проведения переговоров о перемирии. С момента смерти Гитлера прошло ровно 12 часов. Не так уж мало, но и не так уж много, если учесть, что Кребсу было нелегко выбраться из осажденной имперской канцелярии и дойти до командного пункта генерала В. И. Чуйкова… У Кребса было при себе письмо Геббельса, того самого Геббельса, которого западные историки пост-фактум именуют самым верным гитлеровцем, решившим покончить с собой сразу же после смерти «обожаемого» фюрера. Зачем было ему в таком случае писать письмо советскому командованию? Не следует ли предположить, «то болтовня о самоубийстве и приписка к завещанию Гитлера были необходимы Геббельсу только для того, чтобы подтолкнуть фюрера к решающему шагу?

Итак, Кребс вручил советскому командованию письмо Геббельса. Вот текст этого важного документа:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера, мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем: мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 30 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа, Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери в войне».

К письму Геббельса было приложено завещание Гитлера со списком нового имперского правительства.

Все дальнейшее известно нам по мемуарам Г. К. Жукова. Маршал направил на командный пункт В. И. Чуйкова своего заместителя генерала армии 8. Д. Соколовского. Соколовский должен был потребовать от Кребса безоговорочной капитуляции фашистской Германии. «Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину, — пишет Г. К. Жуков —… Очень скоро И. В. Сталин подошел к телефону. Я доложил о самоубийстве Гитлера и письме Геббельса с предложением о перемирии». Далее Жуков приводит заключительные слова Сталина: «Передайте Соколовскому, — сказал Верховный, — никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести».

Совершенно очевидно, однако, что формула о безоговорочной капитуляции не могла устроить никого из гитлеровцев. Для Геббельса и Бормана она была равнозначна полному провалу их расчетов-ведь они выступали при этой формуле уже не как партнеры, а как разгромленные фашисты, как военные преступники.

Естественно, что Кребс не имел полномочий на безоговорочную капитуляцию. Он всеми силами пытался выторговать у Соколовского и Чуйкова разрешение создать новое правительство, которое будет вести сепаратные переговоры, а пока что заключить перемирие на Востоке.