Журнал Q - Журнал Q 10 2012

Первые из опубликованных дневников писателя Сергея Есина датируются 1984 годом. Этот том — дневники за 2009-й. Выходит, уже более четверти века Есин со своей фирменной лукавой полуулыбкой вглядывается в современников и времена («эпохой» всю эту маету и суету язык не поворачивается назвать).

Еще не все года опубликованы (я, например, не видел записей за 1991 или 1993 годы — а очень любопытно) — но круг читателей у дневников сложился минимум лет пятнадцать как.

Согласен я или не согласен с точкой зрения Есина (а я, как правило, согласен), безусловно одно: эти дневники станут одним из наиважнейших свидетельств о наших днях. Притом что никаких сенсаций и сплетен о тайных интригах тут нет вовсе.

Я сам читаю уже, наверное, том восьмой или девятый, наверняка знаю, что ничего оглушительно нового не узнаю, когда прочту очередную есинскую «летопись» за год, — и тем не менее меня не оторвать от этого чтения.

Но почему?

Я вот сказал «ничего нового не узнаю» — но с другой стороны, что мы такого нового узнаём, когда судорожно листаем бесконечные перекрестные ссылки Сети? Что от этих знаний остается спустя неделю, день?

Это в есинских дневниках я впервые прочел не его, но им услышанную и так удивившую меня фразу: «Мы знаем всё больше и больше о всё меньшем и меньшем».

Есин подходит к временам с какой-то другой стороны. Явно неглупый человек поставил себе задачу не мыслить глобально — и такой подход вдруг открыл что-то до сих пор не сформулированное никем.

«Я пишу не дневник, а летопись обывателя», — признаётся Есин.

Тут нет никакого кокетства — несмотря на то что слова эти произносит автор многих романов (как минимум один из которых, «Имитатор», имеет статус культового), лауреат премий, председатель жюри кинофестивалей, до недавнего времени ректор Литинститута, и прочая, и прочая.

Что такое, в конце концов, дневники Пришвина или Чуковского — которые вдруг осветили самую важную и страшную часть XX века совсем иначе, чем до этого литература и публицистика? Это именно свидетельства не столько участников событий, сколько наблюдателей, которые, как им самим казалось, находились на кромке истории.

Но выясняется, что с этой кромки многое видно куда лучше. В деталях скрывается не только дьявол, но и дух. Если не святой — то дух времени точно.

«Не обвиняйте меня в излишних социальных подробностях, — продолжает Есин. — Обыватель в наше время обижен, он недооценён, его раздражает богатство, которое он проморгал… телевидение, депутаты, успешные писатели, даже ушлые преподаватели, которые плохо исполняют свой долг».

И дальше, без перехода: «Вечером варил щи из кислой капусты. Это на дни после праздника».

После этих щей я в очередной раз понимаю, что имею дело, конечно, не с архиватором всякой незамысловатой всячины, а с умнейшим и тонким человеком, редким ценителем слова и жеста. Есин нашел (придумал? создал?) очень сложный интонационный рисунок для своих дневников.

Привычных дневниковых примет в виде бесконечного сведения счетов с друзьями и недругами (с друзьями — чаще), откровенной злобы и неустанной мстительности (привет и поклон Нагибину, хотя не только ему), самотерзания и тайного самолюбования — всего этого у Есина вроде бы и нет.

Вроде бы… Потому что ирония, сарказм, раздражительность — всё это присутствует, но будто бы на пятой горизонтали. Тяжкое, неприятное, горькое — всё это как лекарство, почти без остатка растворяется в тихой интонации.

Есин откровенен, но не навязывает читателю свои откровения. На какие-то потайные вещи он время от времени намекает — и этого внимательному читателю оказывается достаточно. Хорошая, умная недоговорённость — главная отличительная есинская черта.

Притом что вовсе нет ощущения, что автор «Дневников» боится кого-то обидеть.

Он не сводит счеты, но и не строит ни с кем отношений. Какие еще отношения! Такая длинная жизнь за плечами, поздно уже начинать, надо было минимум на полвека раньше…

«Сейчас мы уже завидуем не славе и удачливости, а тому, где кого похоронят», — походя роняет Есин.

В «Дневниках» Есин не беседует с потомками: мы видим тут полное отсутствие пафоса. Нет ссылок на свою прошлую правоту — и вообще лобовой, чванливой уверенности в собственной правоте. Нет смакования своих былых и недооценённых (или оценённых) заслуг. Ненавязчивая афористичность, словесная жестикуляция еле заметная — и оттого еще более точная.

Время не эпохальное, а в дневниках Есина — целая эпоха. Парадокс!

Речь между тем идет обо всём том, что имело место в 2009 году в нашей жизни и в жизни писателя, театрала и человека Есина.

Кризис. Богатые и бедные. Разочарование в Путине. «Когда-то он был моим кумиром», — спокойно признаётся Есин.

Замечательный, я бы сказал — тишайший — юмор.

«Власть не только выстроила роскошный аэродром для частных самолетов, но и позаботилась подвести к нему дороги. Но хватит злобствовать, всё было прекрасно. А если на лётном поле стоит самолет Абрамовича, ну и пусть стоит. Может быть, мне описывать это интереснее, чем ему летать».

Неистребимая писательская наблюдательность, проявляющаяся даже тогда, когда ее стоило бы смирить, — например, на отпевании Солженицына: «Я узнал… Никиту Сергеевича, который крестился, повторяя крёстное знамение за монашкой, читавшей псалтырь».

«Умер Г.Я. Бакланов, 86 лет. Я всё же многим ему обязан, жалко до слёз». И ниже тремя абзацами Есин спокойно вспоминает, как в свое время Бакланов: «…опьянённый победой и пьяный, позвонил мне ночью домой и сказал: «Мы сделаем всё, чтоб ты умер в говне».

И никакого разлада и противоречия меж первым признанием и вторым.

Посещение многих театральных премьер, мгновенные, очень точные рецензии. Вот, к примеру, совершенно очаровавшая меня реакция на спектакль по пьесе писателя Полякова (кстати сказать, друга Есина и тоже поклонника его «Дневников»): «Юра большой специалист по вкусам публики. Здесь в героях учительница, почти порнозвезда, олигарх, священник, бомж-поэт, еврей-эмигрант. Полный, социально сбалансированный набор, есть даже характеры…»

Есин весь в этом минимализме. Издевательским этот минимализм и не назовешь — потому что разве он что-то обидное сказал? Только правду ведь.

«Писатели любят поесть, иногда даже, как мне показалось, едят впрок», — говорит Есин; я тоже бывал на литературных презентациях, поэтому тихо посмеиваюсь, а Есин тем временем признаётся, что тоже не сдержался и съел кусок пасхального кулича.

Очень подробно, даже старообразно подробно — как в классических литературных путешествиях, — о поездке в Италию. «Здесь жизнь хочет течь не только в своих заботах, трудностях кризиса, забастовках, коррупции, всего, что и у нас, но еще и жить — назову это так — подлинно и красиво, т.е. с цветами, зеленью на балконе, новым деревцем в саду. Опыт показал, что красота с течением времени начинает стоить дорого и может стать фундаментом самой жизни. Господи, когда же поймут это в России!»