Серей Палий - Фантастика 2008

Высотой он был навскидку метров двенадцать — пятнадцать, диаметр основания под сотню. По склонам тянулись длинные мосты перезревших маслят. Сбоку от вершины рос разлапистый куст «волчьей ягоды», обильно забрызганный капельками рыжих и жёлтых плодов. Ничего, хотя бы отдалённо сходного с инопланетным кораблём, на этой возвышенности не было. Я открыл планшетку, сверился с картой. Если карта не врала, этот бугорок и являлся точкой «максимальной активности».

— Добрались. Нам наверх, — сказал я.

— Упрёмся, — безразлично заметил Комар.

— Вряд ли. По-моему, «потолок» повторяет все изгибы рельефа. Короче, так. Перекурите пять минут, я постерегу. Потом двинемся.

Невидимая плоскость и впрямь точно следовала рельефу. И через метр, и через два никто из нас не уткнулся в неё головой, зато над спинами она оставалась на прежнем расстоянии. Определялось это легко, достаточно было чуть приподнять зад.

Мы карабкались на пригорок, давя грибы, и — странный факт! — практически не ощущали, что ползём в гору. Скорее наоборот, нас как бы слегка подталкивало к вершине. Сначала я думал, что это адреналин фокусничает, а когда опомнился и заорал «тормози!», было уже поздно. Неодолимая сила поволокла так, будто не вверх мы двигались, а вниз. По крутому, мало не отвесному склону. Мелькнула мысль о воронке гигантского муравьиного льва — и я ухнул в какую-то яму.

Полёт был недолог, приземление не мягко. Точно на голову мне свалился Молох, отчего я на некоторое время потерял способность анализировать обстановку. А когда очухался, пожалел, что не вырубился насовсем.

Мы находились в обширном (как раз с предательский холмик) округлом помещении, строгом до аскетизма. Снизу — лесной дерн, вырезанный вместе с травинками, хвоинками, вездесущими маслятами и даже муравейником. Такие же дерновые стены. Примерно посередине помещения в десятке сантиметров над полом парила овальная плита, испещренная, будто сито, крошечными отверстиями. Вверху, как повелось, туманная светящаяся плоскость. Принцип горизонтального расслоения пространства работал и здесь.

А из тумана, едва не касаясь алыми рылами пола, свисали гроздья «гурий». Десятки тварей. Все они были абсолютно недвижимы, но ощущалось — живы. Наготове. Ждут лишь сигнала, чтобы навалиться скопом, откусить нам головы, пожрать мышцы и внутренности и высосать кальций из костей.

Сигнала почему-то не было.

Я медленно вытянул из чехла нож.

Черви оставались неподвижными.

— Работаем, бойцы, — скомандовал я и пополз к ближайшей твари.

Ну и грязная же это профессия — мясник.

К тому времени, когда большая часть «гурий» была уничтожена, я накушался разделочных работ досыта, Я был с головы до ног залит пахнущей глиной секрецией. Или лимфой. Да без разницы. Подозреваю, этот запах долго ещё будет вызывать у меня тошнотные спазмы.

Приказав слонам побыстрее заканчивать, сам направился к дырчатой плите. Видимо, это и была пресловутая летающая посудина. Размером она была с обеденный стол из солдатской столовой, толщиной чуть больше полуметра. Она висела в воздухе надёжно, не сдвинешь — и из-за множества отверстий неправильной формы походила на губку или кусок пемзы. Только поверхность не шершавая, а гладкая, будто покрытая тефлоном. Изнутри слабо веяло теплом. Дыхание? Вентиляция? Выхлоп? Я совсем было решился поковырять плиту ножом, когда меня окликнул Молоканов:

— Товарищ старший лейтенант, давайте сюда. Скорее! Тут, блин, такое…

«Такое» было — глист. Ну, глист и глист. Казалось бы, чего с ним церемониться? Нож в основание головы, где шкура помягче, провернул на треть оборота для надёжности, и готово. Однако эта тварь заметно отличалась от прочих. Мерзкое её рыло являлось безобразной карикатурой на лицо младшего сержанта Косиевича.

— Серёга, — бормотал пораженный Молох. — Это же Серега, блин. Что же получается, товарищ старший лейтенант, они все — люди?

— Похоже, что так, — просипел я. Во рту вдруг почему-то пересохло.

В этот момент чешуйки и крючочки на морде бывшего сержанта пришли в движение. А потом одна из сочащихся слизью бородавок лопнула, приоткрыв вполне человеческий глаз.

То, что случилось дальше, трудно назвать разговором. Всё больше превращающийся в ленточного червя Косиевич хрипел, скрипел и перхал, силясь продавить сквозь своё нечеловеческое горло понятные человеку звуки. Поведать нам хотя бы часть знания, которое уже возникло в его трансформирующихся мозгах.

Понять его можно было с пятого на десятое. И далеко не факт, что понимали мы его верно.

Это была колонизация. Никакое не вторжение, не война, а мирный поступательный процесс взаимопроникновения культур. Та дырчатая штуковина, что плавала неподалеку, являлась автоматическим зондом, призванным подготовить земную цивилизацию к встрече с вселенским разумом. Прежде всего запустить процесс раскатки пространства на пласты. Обратить объём в плоскость; ясно вам, гордые последователи Галилея? Сейчас этим процессом управляет зонд, но скоро наступит резонанс с гравитационным полем Земли, и вот тогда караул. Скорость роста зоны будет исчисляться экспоненциальной зависимостью, тектонические подвижки достигнут пиковых значений, и поверхность планеты разутюжит так, что любо-дорого. Нужно это, чтобы упорядочить человеческое общество, расслоив по кастам и разделив по ранжиру. Как пирог. Внизу, придавленные и уложенные мордой в грязь, дабы понимали свою цену, аборигены. Выше — те же аборигены, но модифицированные. «Гурии», способные к частичному контакту с высшей расой. Слой для них чуть пообъёмнее, свободы побольше, но тоже не досыта. И наконец, наверху, вольные как ангелы, высшие существа. Бесконечно мудрые и бесконечно милосердные. Прибытие их ожидается позднее, когда зонд пошлёт сигнал, что «пирог» полностью готов к употреблению.

— А если не пошлёт? — спросил я, оценивающе присматриваясь к плите.

Косиевич задёргался и забулькал. Если я правильно понял, обозначало это: тогда живите спокойно. Ангелам недосуг отслеживать судьбу каждого зонда, коих рассеяны по вселенной — миллионы. Нет сигнала, нет и «пирога». Какой смысл лететь на обед, который не готов.

— Уничтожить-то его можно?

— Сердцевина биологическая, — вполне разборчиво проскрежетали красные жвала. — Защитные поля действуют только в космосе.

Вскрыть оболочку зонда не представлялось возможным. Острие ножа скользило по поверхности, едва цепляясь за отверстия. Автоматные пули рикошетили, не оставляя ни малейшего следа. Вот когда я пожалел, что не захватил с собой хотя бы парочку гранат. А впрочем… Если этот зонд рассчитан на путешествие сквозь космос, пусть даже в оболочке защитных полей, вряд ли он столь хрупок, чтоб поддаться банальной лимонке.