Валерий Киселёв - Разведбат

Или другой солдат, ещё до войны у меня служил, маленький, юркий, художник по натуре, Юра Александровский. Он рисовал, скульптурой занимался, мальчик — интеллектуал, из порядочной семьи. Занимался восточными единоборствами да плюс очень хотел служить. Он был самый маленький в роте. Был очень преданный. Всегда у меня ходил в группе. Однажды, ещё до войны, внезапно приехало командование из Москвы, и мне приказ: «Чтобы ваших солдат здесь не было, вот вам территория, идите, делайте, что ходите». Нас отправили, чтобы глупые вопросы командованию не задавали. Я повёл своих солдат в лес и объявил конкурс на лепку из снега лучшей снегурочки. У какой пары окажется лучшая — увольнение на сутки. Дал время. И в увольнение ребятам было охота, и интересно детство вспомнить. Мы с другом-взводным стоим в сторонке. Через час подходит сержант: «Можно смотреть!». Я таких чудовищ из снега в жизни не видел! Подходим к этому Юре. Снегурочка — в полный рост, произведение искусства, даже с ресничками, как живая. Он и его товарищ выиграли суточное увольнение. Весь взвод ходил и жалел, что нет фотоаппарата: «Ну, Юра ты даёшь!».

Он был со мной в группе и в Чечне. Юра мне жизнь спас, огнём прикрыл вовремя. Однажды, в середине войны, он приходит ко мне. «Наверное, что-то случилось?» — спрашиваю. — «Товарищ старший лейтенант, у меня к вам разговор. Я с вами больше не могу ходить в разведку». Понял, что теряю бойца. — «Что случилось? Надо в отпуск? Всё сделаю!». — «Я больше не могу убивать людей…». Я вспомнил его снегурочку и понял, насколько было сложно на войне этому мальчишке: он принимал мир совсем по-другому. Он ходил в разведку, и, когда понял, что вот-вот сломается, пришёл и сам об этом сказал. — «Ну, тогда либо на кухню, либо вечно печки топить». — «Куда скажете». — «Но с тебя всегда горячий чай!». — «Есть!» — радостный. Я раза три сходил в разведку без него. Бытовых проблем не было, когда возвращались — всегда горячий чай, печка, он помогал снимать снаряжение. А потом он опять подходит, такой виноватый, и опять с разговором. — «Я больше не могу здесь сидеть, разрешите с вами опять на боевые». — «Ты же не можешь больше людей убивать?» — «Не могу сидеть один, когда вы ходите в разведку, не могу ребятам в глаза смотреть, когда они приходят с задания»…

Олег Кучинский, снайпер:

— Я простой солдат, который некоторое время провёл на войне. Это был не просто промежуток жизни. Война оставила глубокий рубец в моём сердце, который никогда не заживёт, эта рана будет кровоточить всю жизнь.

Что это такое — война? Есть простое объяснение, что это физическое уничтожение людей, то есть убийство. А кто кого — бой покажет. Мне однажды командир сказал: «Ты стал воином и должен убивать, иначе убьют тебя. А все другие вопросы решили и решают без нас». За каждой войной стоит чья-то проблема социального характера, где решается политические, идеологические, а то и религиозные задачи. Формы ведения войны всегда практически одинаковы: наступление, оборона, партизанская, разведывательная, диверсионная, холодная.

Почему мужчину тянет на войну? Потому что мужчина — воин! Каждый здравомыслящий человек при любых его убеждениях, великих и правильных, знает или держит в подсознании, что его могут убить. Но есть и другое осознание, что он должен будет убивать. Дан клич «Родина мать зовёт!», и тысячи молодых парней поехали защищать интересы Родины. У меня было чувство долга, так меня воспитывали отец, дедушки, бабушки, старшее поколение. Мне не надо было рассказывать о необходимости сохранить целостность нашего государства. Мне и самому надоело смотреть на то, что творится в моём некогда таком большом государстве. Все мы прекрасно знали, почему ехали на войну. Конечно, у каждого была своя причина или свой долг. Многие из нас понимали, что если не поедем воевать мы, опытные солдаты, то командование опять бросит мальчишек-срочников в это горнило огня и смерти.

Им — на то и война — приходилось убивать. Многим на этой войне — в первый раз в жизни. Приходилось ломать себя психологически, и понимать, что с этим теперь придётся жить…

Сергей Вихрев:

— Убить человека для меня — проблематично. Иногда друзья спрашивают: «Сколько ты убил?». В моем пулемёте — двести патронов, а сколько пуль в бою попадало в цель — не знаю. Я людей не убивал. Те, в кого я стрелял, были не люди. Это был объект уничтожения, цель, и всё. Ты в него не попал — в тебя попали…

Знайте, вы не убиваете. Убивает оружие, вручённое вам Родиной.

Александр Соловьёв:

— Как было решиться первый раз убить? Вас кусали собаки? Собачка виляет хвостом, вы отвернулись — она давай вас рвать в кровь. Вам обидно: вы хотели ей за ухом почесать. Укусила — и вы начинаете её инстинктивно лупить, почём зря. А она ведь не со зла вас кусает, может быть, вы неосторожно рукой махнули. Рефлекторно в вас вцепилась и грызет, а вы рефлекторно готовы её убить. И убьёте. При этом происходит ломка психики.

Можно тупо крутить солдату трофейную видеокассету: отрезание голов, казни, как живьём снимают кожу с солдат, сажают на кол, заливают свинец в глотку. И через неделю это будет зверь, а не солдат. Это будет та собака, которая рефлекторно вцепится вам в ногу. Чем отличается солдат от воина? На любого парня надень шапку с кокардой, дай ему винтовку — вот и солдат. А воин — это тот, кто готов сейчас умереть. Наш солдат к этому не готов. А воин готов идти в бой хоть с вилами, и умереть. Чувство ненависти мешает трезво думать. Тебя бьют по лицу — больно обидно, досадно. Я поплачу, но враг отвернётся, и я ему шею сверну. Если меня ударят по лицу, и я разозлюсь — кинусь на него, даже если он в два раза больше, сильнее, и погибну. Воин должен уметь владеть своими чувствами и эмоциями. Никакой ненависти, абсолютно.

Если я буду убивать, ненавидя, я перестану быть воином, я стану убийцей. И очень многие офицеры, этого не понимая, ломаются сами и ломают бойцов. Если ты обучил не воина и зародил в нём ненависть, ты сломал его. И эти искалеченные духовно люди с оружием — стадо баранов, но с ненавистью. А ненависть погасить невозможно, как и чувство мести. Утолить это чувство невозможно.

Пётр Ерохин, старшина:

— С 1990 года за десять лет наша армия деформировалась настолько, что из неё выжили нормальных старших офицеров. Остались генералы, которые прекрасно знают цены на бирже, сколько, что и где стоит, сколько стоит земля под индивидуальное жилищное строительство. Но когда приходит время показать, как ты умеешь воевать — начинается пробуксовка. Многие старшие офицеры не имели даже опыта учений. И вся эта безграмотность была помножена ещё и на желание показать, что ты гениальный полководец. Результат — страшный. Иной раз был просто кураж: «Кину-ка я туда ещё одно подразделение! Все равно мы их сделаем!». Все равно отрапортуем наверх!