Валерий Киселёв - Разведбат

Около часа ночи 12 декабря я и моя разведгруппа уже прибыли в расположение батальона. Потерь у нас не было. Я сразу же написал разведдонесение, которое тут же отдал в строевую часть.

Весь день 12 декабря я и моя разведгруппа отдыхали, в этот день никто из разведывательной десантной роты в разведку не ходил.

Антон Ширинский, старший радиотелеграфист-разведчик, ефрейтор:

— После этого несколько ночей подряд ходили туда же. Накрыли из «граника» их дозор. На штурм я уже не пошёл: так вымотался, что просто уже не было сил.

На штурм Гикаловской высоты шли добровольцы. Я за эти дни спал по три часа в сутки и к штурму вымотался и физически, и морально. В бою мы несколько километров бежали, вынося раненых на плащ-палатках. При огромном выбросе адреналина сначала усталость не чувствуется, но когда выходишь в безопасное место, то ощущение, что как будто тебя опустошили. Обычно когда группа приходила с боевого, её сутки не трогали, а тут — несколько дней подряд. Да и первый бой всё-таки был, а он самый трудный бывает всегда.

Человек ломается. Он или больше никогда не пойдёт в бой, или появляется какое-то чувство патриотизма. Это очень трудно объяснить словами.

Когда нас возле цистерны накрыло миномётами, я понял что война — это очень страшно, если выберусь отсюда — сразу уволюсь. Но только мы соединились с другой группой, все дурные мысли ушли, захотелось воевать. Я, когда забрал у Миронова автомат, побежал к тем, кто прикрывал отход. Соловьёв с кем-то был, но они меня отправили выносить раненых. Многие к штурму вымотались до такой степени, что просто лежали в палатке пластом, и Соловьёв это понимал. Из-за этого вызвал только добровольцев.

После боёв за Гикаловские высоты рота очень сдружилась, исчезло всякое недоверие, мы стали группой.

А на Гикаловские высоты вновь вместо пехоты на штурм пошли разведчики…

Олег Кучинский, снайпер:

— После нас пошла на эту высоту вторая рота. В ночь с 12 на 13 декабря они заходили со стороны посёлка Гикаловский через пионерские лагеря, которые стояли недалеко от высоты. У них восемь разведчиков было ранено. Затем брать высоту 398,3 пошла разведка 15-го полка, у них были самые большие потери.

Михаил Курочкин, гранатомётчик 2-й разведывательной роты:

— Мы шли тремя группами. Левую вёл старший лейтенант Хамитов, в центре шла группа из разведроты 15-го полка, на правом фланге — лейтенанта Миронова, из двенадцати человек, где был и я. Группы шли каждая по своёму направлению. Когда подошли к нашим позициям, встретили пехоту — там пацан умирал: пуля попала в горло. Шли ночью, вдруг приказ: «Стоять!». Встали. Командир группы и сержанты, укрывшись плащ-палаткой, смотрели с фонариком карту. А я взял прибор ночного видения, вылез на сопку и начал смотреть в темноту. Вижу — шалаш стоит, а там огонь горит. Подошёл к Миронову: «Товарищ лейтенант, там огонь горит! — «Как огонь горит…». Смотрит тоже: «Да это дот «духовский!». Тихо команда и — начали расползаться в стороны. Пулемёт из этого дота начал стрелять по нам. Мы в ущелье, по сторонам — высотки. А слева шла группа Хамитова, смотрим — и туда стрельба. Зелёные ракеты полетели, красные. А у нас что-то с радиостанцией случилось — не могли с нашими связаться. Мы тоже отстреливались, развернувшись в цепь. «Духи» кричат: «Русский Ваня! Сдавайся, подгони разгрузку!». А мы должны были молчать, что бы они ни кричали. Бегали и орали «духи» долго и громко, как обколотые, было до них метров триста.

Когда засекли дот, лейтенант Миронов меня спрашивает: «Попадешь из гранатомёта?» — «Не знаю, темно». Выстрелил без ночного прицела — и попал! Огонь из дота прекратился. Потом за этот бой был награждён медалью Суворова.

А утром оказалось, что «духи» сидели на высоте, где был пионерский лагерь, стреляли по нам и орали из-за большого бетонного забора. С высотки хорошо был виден Грозный. Оказалось, что в этой операции мы должны были подготовить на Гикаловских высотах плацдарм для стрельбы по Грозному из установок «Буратино» (ракетная система залпового огня — авт.). Но они так и не стреляли…

Скоро начало светать, приказ: «Отходить!». Идем к своим, в зелёнке — сидит наша пехота, заметили нас, подумали, что «духи» идут — и огонь по нам. Мы кричим: «Разведгруппа идёт!». И матом на них — все равно стреляют. Так и лежали на земле, пока не докричались. Наконец, пехота нас пропустила. Вышли в зелёнку. Как раз подъехал майор Паков, на помощь к группе старшего лейтенанта Хамитова. — «Вы где?» — спрашивает нас по рации. — «Мы здесь, — отвечает Миронов. — У нас только белые ракеты. Вы пускайте зелёную, а мы белую, и увидим, где мы находимся». Запустили ракеты, и оказалось, что мы в двухстах метрах друг от друга. Здесь нам майор Паков и сказал, что в роте за ночь восемь человек раненых. С ним был и Толик Филиппенко, из Белгорода, ему осколок попал в ягодицу. В госпиталь он с таким пустяком не поехал, остался с нами.

Паков связался с пунктом управления, оттуда получили приказ: искать пропавшую разведгруппу 245-го полка — давно не выходит на связь. Что ж, надо идти искать… Пошли наша группа лейтенанта Миронова и Паков с остатками группы Хамитова, кто не был ранен. А Хамитова к этому времени уже отправили в госпиталь.

Поднимаемся по сопке — наша пехота опять открывает по нам огонь. Связались с ними по рации, командир пехоты говорит: «Вы здесь не поднимитесь, мы вас не пустим: боевиков здесь ждём. Обходите стороной, за три километра». Что ж, обошли. Приходим в пехоту, а там эта разведгруппа, которую мы искали, сидит и чаи гоняет. Говорят, что всю ночь здесь просидели. — «Здрасте! Вы здесь сидите, связь не даёте, а мы вас ищем, своих раненых оставили!».

Майор Паков опять получил здесь приказ: взять высоту напротив позиций пехоты. Наша группа разделилась на две части. Одна пошла с Паковым, слева, другая с Мироновым, справа, была и группа из 245-го, в центре. Идём колонной, на расстоянии 6–7 метров друг от друга — чтобы если один нарвётся на мину, то остальных бы не зацепило осколками.

За мной шёл контрактник. Я иду, он за мной — и наступил на мину. Меня и Вовку Хильченко, контрактника из Сарова, взрывной волной раскидало в разные стороны. Подбежали к контрактнику, смотрим — ему ступню оторвало. Быстро промедол вкололи, видно, что у парня боль адская, но больше двух раз подряд нельзя промедолом колоть, иначе будет передозировка. Ногу перевязали. Надо его нести, но как — носилок нет. Положили бушлат на автоматы и понесли его, периодически меняясь.

Подходим к своим — нас опять пехота не пускает, стреляют. Кричим: «Раненого несём!» — все равно стреляют! Кто-то из контрактников прополз туда, слышим — мат и удары, кого-то он уже там бил. Видим — пехота бежит к нам, донести раненого до машины.