Аркадий Бабченко - Операция «Жизнь» продолжается…

Первыми же выстрелами Сагдеева тяжело ранило. Ему пробило челюсть, разорвало кисть правой руки и сильно раздробило бедро. Отстреливаться он уже не мог.

— Он лежал прямо на тропинке, на спине, и каждая обезьяна считала своим долгом выпустить по нему очередь. Мы огнем прижимали их к земле, как могли, но нам самим не давали поднять головы те трое, которые были на высоте. И все же мы не позволили им вести прицельный огонь, — говорит Шабалин.

Позже, после боя, в обмундировании Сагдеева насчитали одиннадцать дырок. Одна из пуль попала в висевшую на его ремне гранату Ф-1, но не смогла пробить её прочный корпус.

Группа залегла, прижатая огнем к земле. Долго так продолжаться не могло. По рации Шабалин вызвал артиллерию. Первые снаряды легли дальше чем нужно, и, корректируя огонь, Шабалин, сам того не желая, начал выдавливать «чехов» на себя. Боевики решили уйти из-под обстрела, прижавшись вплотную к группе. Десантники стали готовиться к рукопашной.

— Они подошли в упор. «Чехи» слышали даже мои переговоры по рации, как мне отвечают с той стороны. Мне говорили: «Держись мы уже на подходе», а они орали в ответ: «Давай-давай, подходи, мы покажем тебе ближний бой!» Нас разделяло метров пятнадцать, наверное.

На этих метрах оставались еще раненный Сагдеев и зажатый в ложбинке Кузин. Боевики предлагали тому сдаться, но он в ответ кричал, что русские не сдаются, и забрасывал их гранатами.

— Они вычислили, что я — командир группы и начали стрелять прицельно по мне, — вспоминает Шабалин. — Помню, били «подствольники», но меня все время спасала кочка перед головой, гранаты ударялись об неё и рвались на той стороне. В общем, положение было очень серьезное. Долго мы бы не смогли здесь отстреливаться, но и уйти не могли тоже — тогда «чехи» убили бы Сагдеева и Кузина. Я приказал Лайсу приготовится к броску.

В следующий момент Александр Лайс совершил подвиг.

Понимал ли он, что это смерть? Наверное, да. Не мог не понимать. Подвиг не бывает не осознанным. Но он не думал о ней. Он просто делал свое дело. Бояться уже не было времени, жизни оставалось меньше секунды — столько, сколько нужно, чтобы шевельнуть пальцем снайперу в кустах.

И он успел.

Он привстал на одном колене, закрыв командира собой.

— Я тогда ничего не понял, — продолжает Шабалин. — Лайс был справа от меня, и я приказал ему изготовиться к броску. Ну, как, изготовиться, там же не присядешь на низкий старт. Он так, полулежал-полусидел на одном колене и стрелял длинными очередями. Потом приподнялся на секунду и снова осел. Повернулся ко мне и говорит: «Меня ранило». Помню, я заметил еще кровь у него на губах. Я ему говорю: «потерпи немного, сейчас мы тебя сменим». Тогда он снова начал стрелять, он выпустил еще очереди четыре, наверное. После чего доктор оттащил его назад и под огнем начал перевязывать.

Пуля вошла Сашке под горло. Еще какое-то время он был в сознании и Шабалин даже понадеялся, что все обойдется и ранение окажется не таким уж и серьезным, как он посчитал сначала. Потом доктор потянул Шабалина за рукав: «Я не могу остановить кровь, у него внутренне кровотечение». И тут же Сашку повело, он закачался, потерял сознание и очень быстро умер.

— Он умер. И как раз уже команда подошла, то есть время подошло команду подать «приготовиться к рукопашной». «Чехи» подходили все ближе. Такое ощущение, что как если бы была шерсть на загривке, то она бы поднялась дыбом. Вот такое вот ощущение. Даже не страх, ярость такая. Вперемешку со страхом конечно.

До рукопашной дело так и не дошло. Боевики, забирая своих убитых и раненых, отступили. Преследовать их не стали — надо было эвакуировать своего раненого и тело пулеметчика Александра Лайса.

…Пишу эти строки и ловлю себя на мысли, что не получается называть его Александром. Для меня он — Сашка. Мы запросто могли встречаться на дорогах Чечни. Может, он ехал на одном из бэтэров прикрытия, сопровождая группу журналистов, среди которых мог оказаться и я. И мы могли бы прикуривать друг у друга, я называл бы его «братишка», и говорил бы ему «ты». Мы там всегда говорим друг другу «ты». Они все для меня — Сашки, Лехи, Андрюхи…

Боевики ушли быстро, как по команде. Бой закончился так же внезапно, как и начался. На тропинке остались лежать раненный, но чудом оставшийся в живых Сагдеев и совершивший чудо, но погибший Лайс.

Его сослуживцы, находившиеся в тот момент рядом с Александром, и видевшие результат его стрельбы, говорили, что Лайсу все же удалось убить того снайпера, который убил его.

Потом, после боя, «эфэсбэшники» сообщили, что десантники уничтожили пятерых боевиков. По крайней мере, именно столько свежих могил появилось в окрестных селах следующим утром.

Выписка из наградного листа:

«За образцовое исполнение воинского долга, самоотверженность, исключительное мужество и героизм, за заслуги перед государством и народом, проявленные в ходе проведения контртеррористической операции на территории Северо-Кавказского региона в условиях, сопряженных с риском для жизни, рядовой Лайс Александр Викторович достоин присвоения звания Герой Российской Федерации».

Сегодня Владимир Шабалин вспоминает тот бой спокойно. Его волнение выдают лишь руки — он не может удержать их на месте и постоянно мнет свой голубой берет:

— Могла ли это быть шальная пуля? Нет. Он же понимал, что вставать нельзя… И вообще, разговаривая об этом — могло быть, не могло быть, можно было сделать так, что бы такого не было. В принципе, можно было и так, чтобы такого не было. То есть он мог меня не закрывать. Это же порыв человека. Надо его внутренний мир смотреть, а не мой. Нужно оценить его поступок просто. Он встал и закрыл. Вот так. Если бы не закрыл, то группа все равно бы не погибла, там заместитель оставался, и солдаты были подготовлены. Не было такого, чтобы мы на тебя молились, командир, тебя берегли, потому что ты единственное спасение. Там все было организовано нормально. Просто солдат поступил так, как поступил, ну он поступил вот так вот. Такой человек, наверное, хороший. Да и вообще все ребята — никто же не струсил. Кузин до последнего отбивался, все гранаты перекидал — у него семь штук было, хотя мог бы затаиться или даже сдаться. Радист мой, доктор, заместитель — все дрались. И Лайс тоже…

Звание Героя Российской Федерации Александру Лайсу было присвоено посмертно. Но этим государство и ограничилось. Никто из администрации Президента почему-то не удосужился разыскать родственников Александра и вручить им награду. И только два года спустя десантники вместе с журналистами программы «Забытый полк» привезли из Германии Сашину маму в часть, где и передали ей Золотую Звезду сына.