Борис Чехонин - Журналистика и разведка

Витторио Сторато подтверждает слова Джоэля Каца:

— Да, этот фильм должен был сниматься в вашей стране. Иначе он неизбежно превратился бы в «клюкву». Здесь во всем испытываешь чувство достоверности — в природе, декорациях, костюмах. Кстати, эти декорации и костюмы могли создать лишь такие блестящие художники мирового класса, как Александр Попов и Элла Маклакова. Это не просто высокоодаренные профессионалы. Они — органическая частица того великого целого, что зовется русским культурным наследием. Без них, без их коллег декораторов, гримеров картина не стала бы ярким полотном истории государства царя Петра.

В заключение беседы Витторио Сторато переходит уже сам без наводящих вопросов на политику.

— Хочется надеяться, — говорит он, — что гигантский телевизионный эксперимент двух корпораций — Эн-Би-Си и Киностудии имени Горького запомнится миллионам людей как значительная веха в киноискусстве, как пример возможностей развития связей Америки и России в области культуры.

Что ж, высказывание, как будто взятое со страниц советской прессы брежневских времен! Но сейчас, когда вспоминаешь прошлое, невольно думаешь: где теперь наши звезды, частицы великого русского наследия, Александр Попов и Элла Маклакова? Все еще работают и живут в России или составляют славу Голливуда? Как перебивается московская студия имени Горького? Ей теперь, конечно, не до российско-американских кинопроектов стоимостью в 26 миллионов долларов. Дай бог уцелеть, не пойти по миру с протянутой рукой.

И еще один эпизод из поры журналистской жизни в «генеральском звании» — встреча со Светланой Сталиной в Москве, тоже организованная по инициативе КГБ. ТАСС всколыхнула новость — Светлана возвращается! Та самая Светлана, что сбежала из Индии на Запад, подставив под удар премьера Косыгина. Он гарантировал ее благонадежность, несмотря на протесты КГБ. А она подвела его, знавшего ее чуть ли не с детства, а заодно и своих ближайших друзей, рассказав в своей книге «Один год спустя» об их настроениях и антисоветских высказываниях у нее на кухне в московской квартире. Подвела не только их, но и память отца, осложнила жизнь дочери и сына, оставленных в Советском Союзе — стране, где она родилась, выросла, вышла впервые замуж и пользовалась всеми благами любимого чада диктатора. О характере этих благ она рассказала потом сама, частично мне довелось узнать некоторые детали от ее первого мужа Григория Иосифовича Морозова. С ним судьба свела далеко от Москвы — в Дели, за дружеским столом в доме Эдуарда Сорокина. В детстве Гриша был однокашником сына Сталина Василия, сидели в школе за одной партой. В 1934 году школьный друг пригласил его на дачу в подмосковное Зубалово. Там и довелось познакомиться со Светланой. Мужем и женой они стали через десять лет — весной 1944 года. Страна сражалась с немецким фашизмом, и хотя фронт уже был далеко, Сталин все-таки распорядился поселить молодоженов на своей «дальней даче», в ста километрах от столицы. Эта резиденция вождя, вспоминает Григорий Иосифович, представляла собой сравнительно небольшой, но уютный дом: удобная, без претензий мебель, мягкие ковры. В ней юные супруги провели в одиночестве свой медовый месяц. Органы безопасности проявляли о них отеческую заботу. Страна голодала, мерзла холодными зимами — на даче было тепло и сытно. Особое внимание уделялось безопасности. Чтобы приехать в гости, даже близким друзьям требовалось специальное разрешение НКВД. Вскоре супруги получили прекрасную по тем временам квартиру в доме правительства в Москве, а затем их переселили на более близкую дачу в Зубалове, на Рублевском шоссе. И снова все привилегии, о которых народ истощенной войной, разрушенной страны не мог и мечтать.

Люди моего поколения помнят Светлану с детства по фотографиям в газетах и журналах страны. На руках вождя сидела маленькая девочка, чуть-чуть похожая на него. В тридцатые имя Светлана стало модным. Многие стали называть так своих дочерей. Повзрослевшая Светлана надолго исчезла с газетных страниц, с тем чтобы потом появиться на страницах своей первой и талантливой книги «Двадцать писем к другу».

В Дели, до встречи в Москве, я побывал в крохотной квартирке, где останавливалась она, прошел маршрутом ее бегства от жилого советского городка до посольства Соединенных Штатов. Наконец мне довелось увидеть Светлану в Москве, в Комитете советских женщин, возле легендарного Елисеевского гастронома. Первая и, пожалуй, единственная пресс-конференция Светланы в столице проходила со строго ограниченным числом приглашенных: несколько корреспондентов ведущих западных информационных агентств, пара-тройка телевизионщиков и считанные советские журналисты. О причинах подобной закрытости гадать не приходилось. Отдел пропаганды ЦК и Пятое управление КГБ явно не хотели создавать внутри страны ажиотаж вокруг возвращения на родину дочери развенчанного вождя и к тому же политической беженки. Власть имущие испытывали беспокойство как поведет себя на встрече с прессой эта экзальтированная, порой непредсказуемая женщина.

Избранный круг собравшихся в небольшом зале с интересом ждал политической сенсации. И вот она началась. Перед нами появилась Светлана Иосифовна — типичная американка, в шляпке, строгом костюме, отвечавшем характеру события. С первых же слов она зарекомендовала себя блестящим оратором и доказала, что организаторы этого выступления перед прессой могут положиться на нее целиком.

— Меня не просто ввели в заблуждение политические противники моей родины и нашего строя, — вещала Светлана, стоя за круглым столом. — Меня грубо обманули. Все эти годы я была самой настоящей игрушкой в руках ЦРУ! А издатели моих книг, юристы, налоговые службы! — продолжала она. — Они воспользовались моей юридической неопытностью и лишили меня большей части гонораров! Я по-настоящему счастлива возвратиться на родину. Как похорошела Москва — город, где я родилась! Я не могу его узнать, в нем легко потеряться — столько построено огромных замечательных жилых районов. Прогресс! Во всем замечательный прогресс!

Мы, советские корреспонденты, торжествующе поглядывали на иностранных коллег — что, мол, получили! Вспомнить бы нам в тот момент известную поговорку — «смеется тот, кто смеется последним»! Через считанные месяцы Светлана Иосифовна объявилась в американском посольстве в Москве и запросилась обратно в США — туда, чье правительство и ЦРУ она совсем недавно обливала грязью на пресс-конференции.

Я часто думаю о Светлане. И потому, что с ней было связано детство, мама моя покупала духи «Светлана». И потому, что она сама напоминает о себе со страниц ее книг, что стоят на моих книжных полках, или строками интервью, которые раздавала журналистам со дня бегства на Запад. И при этом невольно возникает вопрос: как судить ее с точки зрения людей моего поколения? Достоверный ответ не приходит на ум. Вспоминается известное изречение: «Не судите, да не судимы будете!» В самом деле, как судить ее, когда сам совершил немало серьезных ошибок в жизни и порой не видишь бревна в собственном глазу. Есть высший Судия, он неподкупен звону злата, и только ему под силу выносить справедливые приговоры людям. Мне же, пожалуй, можно упомянуть немногое — две-три не очень завидные черты этой несчастной женщины. Главная — нежелание руководствоваться разумом вместо эмоций и доведенный до абсурдности эгоизм. Нет, имеются в виду не четыре брака. Речь о более серьезном. Чем объяснить иначе ее бегство на Запад? Нынче можно свободно выбрать страну проживания. Но не тогда, в шестидесятые годы. Кому-кому, а дочери Сталина было известно, что ее побег сломает жизни многим из тех, кто поручился в Москве за ее благонадежность, не считая людей, отвечавших за ее безопасность в Индии.