Александр Никонов - За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии

И злым языкам было что транслировать простому народу, подбивая на бунт! Дмитрий-то бога позабыл, возгордился, святых отцов ни во что не ставит! Али он господь, чтобы такое творить? На Мамая пошел, под Тохтамыша лег! А ведь могли бы объединиться не с татарским басурманом, а вступить в союз с Мамаем и русскими западными княжествами, входившими в Великое княжество Литовское. Под Литвой-то жизнь уж дюже сладка!..

Не знаю, так ли эти злые языки говорили или иначе, но летом 1382 года в Москве вспыхнул мятеж, направленный против князя, причем именно с целью его свержения. Князь утек из Москвы с такой поспешностью, что оставил там беременную жену, и только успел на ходу сообщить Тохтамышу: беда, начальник, созрел в Москве антиордынский заговор, к Литве хотят переметнуться, выручай, а я бегу в Кострому преданные войска собирать для усмирения.

Тохтамыш не заставил себя ждать. История донесла до нас ту поспешность, с которой татары понеслись к Москве. Памятник древнерусской литературы, написанный по Новгородской и Софийской летописям, «Повесть о приходе Тохтамыша-царя» свидетельствует: «В тот год царь Тохтамыш… собрал много воинов и направился к Волге со всеми силами своими, со всеми своими князьями, с безбожными воинами, с татарскими полками, переправился на эту сторону Волги и пошел изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русь. Вел же войско стремительно и тайно, с такой коварной хитростью — не давал вестям обгонять себя, чтоб не услышали на Руси о походе его». [5] Перевод с древнерусского здесь и далее М. Салминой.

Сразу хочу обратить ваше внимание на следующее обстоятельство, чтобы не было непоняток: текст гласит, что царь пошел на Дмитрия Ивановича. Принимать это за чистую монету и понимать так, как понял бы современный человек, не знающий исторического контекста, нельзя. Поскольку Москва — вотчина Дмитрия Ивановича, то есть нечто неотъемлемое, автор вместо «на Москву» синонимически пишет «на Дмитрия Ивановича». Точно так же он пишет «на Русь», хотя Русь вовсе не сводилась к княжеству Московскому. Тверь, находящаяся в 150 километрах от Москвы (это расстояние поезд «Сапсан» теперь преодолевает за час), — враг Москвы, но при этом тоже Русь… Брянск — безусловная Русь, но принадлежит врагам Москвы — Великому княжеству Литовскому, которое само давно уже стало русским — и по вере, и по культуре, и по языку… Рязань, через земли которой прошел Тохтамыш, тоже Русь. И тоже враг Москвы. А уж если учесть, что в составе татарского войска Тохтамыша были и русские отряды, положение совсем запутывается. Так на какую же из «Русей» шел Тохтамыш?

Ему нужна была только Москва! И сразу касательно русских частей в войске Тохтамыша. Что это за русские отряды в войске татарском? А это сыновья Дмитрия Константиновича, княжившего в Нижнем Новгороде, — Василий и Семен со своими отрядами. Дмитрий Константинович сам отправил их в войско хана. Ведь Нижегородский князь — тесть Дмитрия Донского. Дмитрий Донской женат на дочери нижегородского князя Евдокии. И значит, Василий и Семен ее братья. Они спешат в Москву на выручку к сестре: «Дмитрий Константинович… послал к царю Тохтамышу двух сынов своих, Василия да Семена. Они же, придя, не нашли его, так как он шел быстро на христиан, и гнались вслед за ним несколько дней, и… настигли его близ пределов Рязанской земли».

Прошу снова обратить внимание на поспешность, с которой шел к Москве Тохтамыш. В тексте сказано, что татары шли «изгоном», то есть очень быстро. Шли длинными перегонами, одвуконь, то есть на каждого воина приходилось минимум по два коня — устал один, всадник пересаживается на другого. Это старинное русское слово — «одвуконь» — я впервые встретил в романе писателя Рапова «Зори над Русью», о котором уже упоминал в начале главы. Красивое слово… Так в Древней Руси обычно передвигались гонцы, чтобы не задерживаться, давая коню отдых. На ходу отдохнет, налегке.

У Тохтамыша таким темпом шло целое войско. Для татар, вообще говоря, иметь два-три коня на бойца — норма, поскольку всю военную поклажу и всю воинскую добычу татарин вьючил на своих лошадей. Но обладание несколькими лошадьми не всегда означало стремительности перемещения. Куда спешить? Но вот сейчас спешили. Значит, время было важнее. Значит, была особая причина, особая срочность. Что-то нужно было предотвратить, к чему-то успеть. А еще шли так быстро, чтобы обогнать весть о себе. Чтобы противник не знал о приближении войска.

А кто противник? Князь Дмитрий? Но князь Дмитрий прекрасно знал о приближении татарских войск! Он стремглав несется в Кострому, где еще есть надежда собрать преданные войска взамен предавших московских. А в Москве в это время…

«А в Москве было замешательство великое и сильное волнение… И созвали вече — позвонили во все колокола. И решил вечем народ мятежный, люди недобрые и крамольники: хотящих выйти из города не только не пускали, но и грабили, не устыдившись ни самого митрополита, ни бояр лучших не устыдившись, ни глубоких старцев. И всем угрожали, встав на всех вратах градских, и с сулицами, [6] С у лица — метательное копье. и с обнаженным оружием стояли, не давая выйти тем из города, и, лишь насилу упрошенные, позже выпустили их, да и то ограбив…

Город же все так же охвачен был смятением и мятежом, подобно морю, волнующемуся в бурю великую, — продолжают летописцы, — и ниоткуда утешения не получал, но еще больших и сильнейших бед ожидал. И вот, когда все так происходило, приехал в город некий князь литовский, по имени Остей, внук Ольгерда. И тот ободрил людей, и мятеж в городе усмирил, и затворился с ними в осажденном граде со множеством народа, с теми горожанами, которые остались…»

Итак, в покинутую своим князем Москву пришел внук Ольгерда и возглавил сопротивление, затворил ворота, расставил людей по стенам. Тохтамыш не успел, как ни спешил. Но он этого еще не знал. Поэтому первое, что сделал передовой разъезд татар, в поту и мыле подскакавший к стенам города еще до подхода основных войск хана, это уточнил обстановку: «Татары, подойдя к городу в небольшом числе, начали крича выспрашивать, говоря: «Есть ли здесь князь Дмитрий?» Они же из города с заборол отвечали: «Нет». Тогда татары, отступив немного, поехали вокруг города, разглядывая и рассматривая подступы, и рвы, и ворота, и заборола, и стрельницы. И потом остановились, взирая на город».

Что мы видим? В оставленную, брошенную всеми Москву с двух сторон изо всех сил спешили два человека — Тохтамыш и Остей. Первым успел Остей. Татары опоздали. Психологическое состояние татар, проглядывающее в их действиях, понятно как день. Князя Дмитрия в городе нет. Значит, там восставшие. И, значит, город придется брать. Черт возьми! Татары, получив ответ со стен, отъезжают и начинают озабоченно осматривать фронт предстоящих работ. Люди они опытные, и проводить подобные рекогносцировки им не впервой. Осмотрев укрепления и поняв, что орешек крепок, они, вздохнув (или прошептав проклятья), «остановились, взирая на город».