Александр Никонов - За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии

Заметна также и фантастика Ефимова. Он писал ее как в СССР, так и после эмиграции в США в 1978 году. В Союзе, например, написал роман о выходе из-под контроля человека аппарата, стирающего память, а в Америке — роман «Архивы Страшного суда» об изобретении, которое позволяет воскрешать мертвых. В общем, весьма многогранный писатель.

Но одна книга у Ефимова стоит особняком. Это не философия, не детская литература и не фантастика. Эта книга об экономике. Точнее, о ее отсутствии…

Дело в том, что Ефимов родился в том самом 1937 году, в котором не успели родиться десятки тысяч наших неживущих соотечественников, поскольку их отцы были арестованы и расстреляны. Такая была у Сталина демографическая политика. Ефимову повезло: его отец-военный был арестован и расстрелян после той ночи, в которую был зачат Игорь, пронесший через всю жизнь клеймо ЧСВН (член семьи врага народа). Но «вражёнку» повезло: он закончил школу, когда Сталин ушел туда, откуда пришел в наш мир, — в ад. Это позволило Игорю поступить в Ленинградский политех и в 1960 году закончить его. Какое-то время Ефимов работал инженером в НИИ газовых турбин и даже преподавал в институте. То есть в писательство он пришел не пустым, а с определенным багажом знаний за плечами и систематизированным мышлением.

Такое бывает. Наиболее интересные «инженеры человеческих душ», как при Сталине называли писателей, получаются из людей с высшим техническим или естественным образованием. Никогда не слышали про такого писателя и бывшего инженера Александра Никонова? Если нет, я вам завидую — у вас впереди столько чудных открытий и истинного удовольствия от чтения его замечательных книг!..

Работа в советской прикладной науке, а также знакомство с производством и позволили Игорю Ефимову написать книгу, которую он никогда не смог бы опубликовать в СССР, но опубликовал в США. Она называется «Без буржуев» — о попытке построить экономику без экономики, то есть создать общество, в котором производить что-либо невыгодно, поскольку из процесса производства исключается интерес к результату, а в принцип жизни вводится равенство, то есть нивелировка, усреднение материального положения низового класса (класса номенклатуры уравниловка не касалась, он всегда пользовался привилегиями):

«Сразу по окончании института мне довелось работать на экспериментально-промышленной турбинной установке.

У меня в подчинении находилось полдюжины механиков, получавших от 130 до 180 рублей — в зависимости от присвоенного им разряда. Лодырей среди них не было, но по способностям, по умелости, по изобретательности они очень отличались друг от друга. Двое (одному 25 лет — 4-й разряд, другому 58–5-й разряд) были способны после подробного объяснения добросовестно выполнить простейшую слесарно-сборочную работу — не больше. Двое других научились управляться с довольно сложными приборами, кроме слесарного дела, вскоре овладели токарным, сварочным, фрезерным, электромонтажным, так что мне не надо было с каждой мелочью бегать на заводик, обслуживавший нашу лабораторию, выклянчивать специалистов — все могли сделать свои. Еще один, ходивший за старшого благодаря огромному опыту, был не только отличным исполнителем, но и незаменимым советчиком. (Разряд у него был самый высокий, и получал он больше других.) Шестой механик был настоящий «Кулибин», неистощимо изобретательный, с острым инженерным умом, но, волею судеб, с неполным средним образованием. Получал он всего лишь по 4-му разряду.

Каждый раз, думая над тем, кому поручить то или иное задание по установке, я прикидывал сначала — нельзя ли тем, неспособным. И чаще всего понимал — нельзя. Не справятся. Или справятся, но под строгим присмотром. Так что волей-неволей основной воз тянули на себе четверо других. Неспособные же, оставаясь незагруженными, либо сидели без дела тут же, на глазах у остальных, либо мастерили какие-нибудь поделки для дома, например, поварешку из нержавеющей стали или карниз для оконной шторы. Потом два раза в месяц все шли к кассе и получали примерно одинаковую зарплату. Как я ни бился, мне не удавалось преодолеть эту несправедливость».

Каковую несправедливость социалисты как раз называют справедливостью. В самом деле, человек же не виноват, что он неспособный! Ведь он же старается! А неспособность работать — та же инвалидность… Впрочем, не буду перебивать Ефимова:

«Однажды мой «Кулибин» предложил и собственными силами сделал для всей установки непредусмотренную проектом систему автоматического отключения топлива при аварийном скачке температуры газа. Случилось так, что через две недели такой скачок произошел — аварийно отключился компрессор, подававший к турбине сжатый воздух, и температура стремительно полезла к предельно допустимым 750 °C. Если бы система защиты не была вовремя смонтирована, двухмиллионная установка сгорела бы в мгновение ока. На этот раз я с чистой совестью написал в графе «Экономический выигрыш от рацпредложения» — 2 миллиона рублей. «Кулибину» выплатили 25 рублей премии, но в следующий месяц он снова получил свои 140 наравне с изготовителями поварешек. Естественно, его изобретательский пыл угасал с каждой такой историей.

Иногда возникает впечатление, что вся система оплаты труда подчинена одной главной цели: не допустить, чтобы вознаграждение обнаружило и отразило существующую между рабочими разницу в умелости, трудолюбии, аккуратности, энергии, целеустремленности, в человеческой одаренности к труду. Повсюду в цехах висят лозунги, призывающие равняться на передовиков, но для бухгалтерии передовик — всегда больное место. Она еще соглашается терпеть его до тех пор, пока есть надежда подтянуть до его уровня 10–20 других и тогда уже произвести официальное увеличение нормы для всех. Допустить же, что кто-то в силу природных способностей и энергии может вдвое успешнее справляться с работой, пойти на дифференцированный подход и платить ему вдвое больше — на это никто и никогда не согласится».

Потому что это противоречит самой социалистической системе, в идеологическом фундаменте которой лежит идея равенства людей, рас, полов… Системе, построенной на вере в могущество человеческого разума, который в состоянии управлять экономикой. Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Давайте же в этот ад спустимся и посмотрим, как он функционирует.

Если посмотреть на график выпуска продукции советской промышленностью, мы увидим, что он имеет какой-то странный вид: в первой декаде квартала выпущено 10 % продукции, во второй — 30 %, в третьей — 60 %. Это называется штурмовщина. В современной России уже умерла четверть людей, знавших это слово, еще четверть прочно забыла его смысл, а четверть никогда и не слышала — в силу молодости. Однако штурмовщина была неотъемлемой частью плановой экономики, без которой она функционировать не могла. Я рассказываю это лишь для только что упомянутой последней четверти населения, из которой рекрутируются юные мечтатели о былой могущественной державе, что потеряли их незадачливые родители. Поскольку не было никогда такой державы — мощной и богатой. А была страна повсеместного обмана и двоемыслия, введенного в саму ткань красного бытия.