Виктор Салошенко - Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)

А вот миниатюра «Творец». Виктор Лихоносов — одна нога в домашней тапочке, другая в старой туфле. Это то самое время, когда Виктор Иванович работал над романом «Наш маленький Париж».

Из «страны Комсомолии» вышло достаточно литераторов. Вот — Юрий Поляков. Читали мы его книги и верили всем разоблачениям бывшего работника аппарата ЦК ВЛКСМ. «ЧП районного масштаба» ярко написано. И там была правда. Но и здесь правда, и здесь вот довольно мастеровито выписанная позитивная правда ушедшего времени. Просто тихие рассказы о людях, когда‑то крепко поверивших в комсомольскую романтику. Разве не было таких? Разве тогда все сплошь и рядом верили в денежного тельца? Разве новороссийская акция «Бескозырка» не собирала фронтовиков и молодежь? Учила патриотизму.

Книга В. Салошенко «Обязан сказать» созидательная. Она нужна современной России намного больше, чем шизофренические байки Тополя о повальном блуде в пионерлагере.

Невозможно выкинуть из нашей жизни слова комсомольского поэта: «Как в юности, мечтая о победах, умчались в неизвестные края две девочки на двух велосипедах, любовь моя и молодость моя». Невозможно выкинуть из своей жизни и образы этих вот, быть может, заблудившихся, но честных Павлов, апостолов будущей так и не воплощенной счастливой жизни.

Я не был, к сожалению, знаком с писателем Николаем Ивеншевым лично, хотя книги его читал. Но как‑то зашел ко мне главный редактор красноармейской газеты, человек широкой и щедрой души, талантливый журналист, острый на язык Валерий Гаврилович Литвинов, подталкивая вперед и знакомя меня, как он выразился, с земляком — писателем.

— Ивеншев, — крепко пожав руку, представился весьма скромно одетый человек, по манерам никак не напоминающий писателя.

Однако глаза у Ивеншева были зоркие и выразительные. Я заметил, как он взглянул. Словно сфотографировал, запрятав в далекий уголок своей писательской памяти пусть маленький, но все же эпизод нашего знакомства. Оказывается, прочитав в краевой прессе о прошедшей презентации, оба пришли за моей книгой. Я был польщен. Прощаясь, обратился к Ивеншеву с просьбой полистать книгу и, если появится желание, черкнуть что‑то вроде отзыва.

За написанное им, надеюсь от души, о моем скромном труде благодарю.

Заслуженный учитель Людмила Терещенко. Письмо.

От души, от всего сердца спасибо Вам за книгу «Обязан сказать». Читала её с огромным интересом, с упоением, как когда‑то в молодости, зачитывалась романами. Да, да! Книга тоже стала своеобразным «романом». Все написано проникновенно, чисто, от всего сердца. Слезы сами по себе в некоторых местах катились из глаз… (Особенно операция «Бескозырка»).

Спасибо Вам, что Вы есть, что Вы преданы памяти старшего поколения. Да, очень жаль, что многие прежние традиции забыты, «зарыты», а патриотизм стал чуть ли не постыдным явлением.

Вашу книгу надо читать, даже изучать ньшешнему молодому поколению.

Язык изложения прост и в то же время образный, чита ешь и слышишь, как льется и журчит спокойно ручеек, неся правдивые, жизненные примеры. Ярко нарисованы «портреты» партийных и советских руководителей.

Успеха Вам, неиссякаемой энергии и творчества в работе.

Терещенко Людмила Дмитриевна, заслуженный учитель школы РСФСР, ньше председатель Геленджикского городского совета ветеранов войны и труда.

На фирменном «ветеранском» бланке, датированном 14 января 1999 года за № 7, стояла подпись заслуженного, тем не менее, не знакомого мне человека. Это, пожалуй, более всего тронуло. А, может, мы знакомы и вместе занимались «комсомолом», проводили пионерские сборы, военно — патриотические игры «Зарница» и «Орленок», стояли со школьниками в почетном карауле у Огня вечной славы, бывали в трудовых лагерях и ученических производственных бригадах, взявшись за руки и образовав круг, пели «Взвейтесь кострами синие ночи» или пахмутовскую «Надежду», нет, мы, пожалуй, встречались у могилы Цезаря Куникова и Николая Сипятина в городе — герое Новороссийске или открывали мемориальную доску знаменитому вице — адмиралу Холостякову в Геленджике, а, может, просто при случае говорили, и память наша, будто пронзительный норд — ост, выбивала из глаз слёзы…

Да мало ли где могли мы встречаться! Земля большая…

Р.5. На соискание премии администрации Краснодарского края в области науки, образования и культуры за 1998 год было выдвинуто около сотни работ, за которыми стояли известные имена генетиков, селекционеров, биологов, виноградарей, математиков, историков, физиков, даже специалистов по чрезвычайным ситуациям. Сам Сергей Шойгу, министр по чрезвычайным ситуациям РФ, возглавлял творческий коллектив книги «Учебник спасателя». Были среди них доктора наук и кандидаты, профессора и доценты.

Я с большой долей скептицизма отнесся к предложению группы бывших комсомольских работников выдвинуть мою книгу «Обязан сказать» на столь высокую и престижную премию.

На пять мест «В области культуры» было более двадцати претендентов. Посмотришь список — голова закружится. На пример, известный писатель Василенко Г. И. — за книгу «Огонь на себя» (повести и рассказы), трилогию «Окопники», «Великий сын России» (о маршале Жукове Г. К.), «Победители»; не менее известный поэт Краснов Н. С. — за сборник стихов «Яблоко-хорошавка»; краевед Шахова Г. С. — за книгу «Краснодарская улица Красная»; любимец публики, народный артист России Круглов В. И. — за достижения в области театрального искусства и другие.

Прекрасно понимаю, как сложно было работать краевой комиссии по присуждению премий, состоящей из людей авторитетных и широко известных в крае. Ведь, слава Богу, Кубань не обделена талантами, но как среди них выбрать на столь престижную премию самых достойных? И все же, в числе других работ выбор пал и на мою книгу. Почему? Да не во мне дело, я это достаточно точно осознаю. Причина всему — её Величество Тема! Я поинтересовался на досуте: нигде в России, несмотря на то, что практически повсюду проводились комсомольские мероприятия в честь 80–летия ВЛКСМ, не появилась книга на злободневную, актуальную, но замалчиваемую ныне тему.

Я пытался сказать доброе, теплое и верное слово о КОМСОМОЛЕ через несколько лет после его, так называемого, «самороспуска».