Федор Крюков - На Тихом Дону

Теперь посмотрим, как же он изворачивался и продолжает изворачиваться, уплачивая отечеству столь солидную сумму и в то же время прокармливая и себя с своим семейством.

Мы застаем Ивана Спиридонова в тот момент, когда он «справляет» в полк второго зятя. «Справа» — это главный, самый головоломный вопрос для казака; это — центр его жизни, делящий ее на две половины: до службы в полку, или до «справы», и после «справы», т. е. после службы. Все время, до выхода в полк, он думает только о ней; после выхода он вспоминает о ней или с облегчением, или с проклятием, или с гордостью…

Нельзя сказать, чтобы у казака не было крупных единовременных затрат и до снаряжения на службу. Расход, например, на женитьбу сына или на прием зятя тоже чувствителен, так что казак с полным правом после обыкновенно говорит сыну:

— Ну, слава Богу, до дела тебя довел — женил; еще справить надо, и тогда уж ты на меня не жалуйся!

Но хотя свадьба обходится тоже не дешево, однако этот расход в сравнении с справой еще пустяки.

Прежде всего Ивану Спиридонову для зятя нужна строевая лошадь. Есть у него лошадь, и не плохая лошадь, твердая, «маштаковатая», отличная лошадь, по прежним временам — самая годная лошадь была бы, а теперь — «в меру не выходит»… Как на беду, зять его — казак высокого роста, и лошадь для него, по новым правилам, требуется ростом, по крайней мере, 2 арш. 1½ вершка. Поэтому бурого мерина приходится продать, а «под строй» купить новую лошадь. А жалко бурого («Не лошадь, а ракета!» — с сердечным сожалением говорит о нем Иван Спиридонов). Продает нужда и продает дешево; туда же надо присоединить и две пары быков, — по голодному году пошли тоже почти за ничто: одна пара за 60 рублей, другая — за 50. Думал, что за две пары коня «выгадает» ан нет — «не выгорело». За коня отдал 120 руб.

Остается «доклад».

Казак, при выходе в полк, должен иметь около шестидесяти вещей, приобретенных за свой счет в магазинах войскового комиссионера. Хотя и скучно перечисление этих вещей, но тем не менее я прошу позволения поименовать их:

1) Седло с прибором; уздечка с чумбуром, недоуздок; чемодан и шесть пряжек; саквы сухарные; попона с троком; торба; щетка, скребница; фуражирка; сетка; тренога и плеть, саквы овсянные.

2) Шашка; пика; портупея и темляк; патронташ и поясной ремень; кушак, чушка и кобура; шнуры (чехол на винтовку).

3) Два чекменя и двое шаровар; шинель; папаха форменная; фуражка; башлык; теплушка; полушубок; гимнастическая рубаха; две пары сапог; галстух; две пары перчаток; три рубашки; трое подштанников, две пары холщевых портянок, одна пара суконных; два утиральника; две пары подков; сумка с мелочью; набрюшник.

Стоимость всех этих вещей равна 110 руб. 75 к.

Наконец, казак снаряжен. На сборном пункте взяты в магазине все вещи, которые не разрешено приобретать хозяйственным способом. Надо заметить, что казакам запрещено самим делать или заказывать предметы обмундирования (напр., чекмень, шинель, мундир и проч.); в интересах единообразия они должны приобретать эти вещи от войскового комиссионера. Нечего и говорить, что такой способ обмундирования крайне невыгоден и убыточен казаку.

— Прежде справа была вечная, — говорит Иван Спиридонов: — до износу справлялись… А теперь — оседлал, выехал — приструги сейчас лопнули. У меня седельце сейчас лучше, чем у моих зятьев, а я справлял в 74 году. Начальство — оно одно знает: ты с своим не лезь, бери, где указывают… А я лучше передам два-три рубля, да чтобы знать, за что отдать…

На смотру тщательно осмотрено все, до последнего ремешка. Главное внимание при этом обращается не столько на доброкачественность вещи, сколько на клеймо магазина. «Магазинные» вещи, хотя плохого качества [6] В настоящее время недобросовестность войскового комиссионера отмечена даже в циркулярах окружных атаманов, рекомендующих приобретать вещи от военно-ремесленных училищ. , принимаются все; домашние — нередко отменяются.

За неделю до выхода в полк Иван Спиридонов покупает ведро водки, а казак-служивый, нарядившись уже в полную походную форму, приглашает родных в последний раз погулять с ним и попрощаться.

В день выхода у Ивана Спиридонова в доме многочисленные гости. Ведра водки недостало; пришлось еще прикупить. В переднем углу сидит старый глухой дед Спиридон, по сторонам его ближайшие родственники, на задней скамье — бабы, на лавках у стен молодые казаки. Иван Спиридонов разносит водку с видом печальной покорности и безропотности. Казаки поют песни. На дворе раздаются выстрелы. Старики вспоминают, наперерыв друг перед другом, о старой службе и жалуются на новые порядки; бабы плачут.

Время уже за полдень.

— Ну, пора трогаться… Время, — говорит, наконец, Иван Спиридонов с грустью: — давайте выпьем еще по стаканчику, помолимся Богу и в путь…

Все встают.

— Благословите, батюшка, коня седлать, — говорит служивый, кланяясь Ивану Спиридонову в ноги.

— Бог благословит, милый сынок, и я благословляю, — говорит торжественно Иван Спиридонов.

Служивый удаляется на несколько минут, чтобы оседлать коня. Затем, когда он возвращается назад, все присаживаются на минуту, встают и молятся Богу, — усердно, сосредоточенно и молча крестясь в угол, на темные старые иконы.

— Простите и благословите, батюшка и мамушка! — говорит сквозь слезы служивый, становясь на колени перед Иваном Спиридоновым и его женой.

Сквозь слезы, трясущимися руками, Иван Спиридонов надевает на шею зятя икону и говорит что-то невнятное и трогательное.

— Бог… бо… словит… служи… милый мой… ста… райся…

звенит грустная песня: —

Вот уж на коне служивый, он стреляет вверх из пистолета и выезжает, гарцуя, из ворот. За ним трогается рыжая кобыла, запряженная в арбу с сеном, с провиантом, с пикой, торчащей далеко сзади своим острием. За арбой пестрая толпа народа с песней.