Федор Крюков - На Тихом Дону

В приказе г. военного министра упоминается, между прочим, о непроизводительном расходовании станичных капиталов и быстром уменьшении их. Без сомнения, таких случаев можно было насчитать немало. Нужно сказать, однако, что прежде контроль войскового начальства не настолько уже был стеснен, чтобы, при добром желании, не мог направить расходование станичных капиталов более производительно или положить предел их уменьшению. Главным предметом расхода станичных сумм является содержание станичных должностных лиц: станичного атамана, его помощников, станичных писарей, казначея, судей, доверенных, смотрителя хлебного магазина, смотрителей конно-плодового и строевого табунов, табунщиков, коновалов, инструкторов, штаб трубача и некотор. друг. По прежнему положению minimum жалованья станичного атамана определялся в 150 руб. (и все-таки, как говорится в приказе, станичные должностные лица искали в выборных должностях только обогащения), по новому положению, этот minimum определяется в 600 руб.; в большинстве станиц станичные атаманы получают 900 руб., в некоторых 1,200 руб. и, наконец, 1,500 руб. Таким образом расходы на одно содержание станичных должностных лиц увеличились, по крайней мере, в шесть раз; кроме того, возникло много новых должностей; так, напр., прежде обходилась станица (та, летописью которой я пользуюсь) одним помощником станичного атамана с жалованьем 75 руб.; теперь предписано иметь двух помощников с жалованьем по 120 руб.; при старом положении доверенными от станицы были судьи, теперь — должность доверенных выделена особо, и жалованье их уравнено с жалованьем судей; прежде обязанность письмоводителя станичного суда выполнял один из судей, не получая особого вознаграждения, при новом положении введена обязательная должность письмоводителя станичного суда с жалованьем, втрое превосходящим жалованье судьи; жалованье писарям, вследствие увеличения работы, пришлось увеличить втрое, введен новый станичный суд — суд почетных судей; каждый из почетных судей получает за участие в заседании 1 руб. 50 коп. из станичных сумм, причем коварные представители обычного права никогда не спешат разбором и более одного дела на заседание не назначают, а нередко даже и одного не доведут до конца и откладывают до другого раза (интересы кармана!). Впрочем, всего не перечислишь. На посторонний взгляд все вышесказанное может показаться мелочами, но эти мелочи составляют существенную часть общественной и экономической жизни станицы. Для станицы уже не будет мелочью то обстоятельство, что для покрытия расходов на содержание должностных лиц пришлось отдать в арендное содержание более тысячи десятин прекраснейшей целинной земли, которая годилась бы и самим казакам, тем более, что земельный казачий пай в этой станице всего 7 десятин. А между тем прежде, при старом «Положении», станица обходилась и удовлетворяла всем своим нуждам без особого труда, не сдавая в аренду ни одной десятины станичной земли.

Но, может быть, с введением в действие нового «Положения» об общественном управлении, изменился к лучшему самый состав лиц станичного управления, каковые прежде «искали в выборных должностях только средств к личному обогащению»? Вопрос этот на нашем Дону весьма щекотливый и требующий значительной осторожности…

Достаточно сказать, что, сколько я ни знал станичных атаманов, избранных при прежнем «Положении», ни один из них не нажил ничего, а между тем последний атаман, попавший из писарей на эту должность при новом «Положении», прежде почти нищий, усердный поклонник Бахуса (каковым и доныне остался), нередко валявшийся в истерзанном виде под плетнями, сделался ныне одним из первых капиталистов в станице и владельцем двух домов (тоже лучших в станице). И не удивительно, что, начиная уже с мая месяца 1897 года, ввиду предстоящих осенью выборов, он разъезжал по хуторам, поил водкой выборных и других влиятельных казаков и составлял себе партию. После каждого станичного схода у него было угощение чуть ли не всему народу православному; водка лилась рекой, льстивые речи и обещания бежали потоком под звуки пьяной песни.

— Ну, как, Силиваныч, урожай-то ныне? — спрашивал атаман какого-нибудь подвыпившего и размякшего старика.

— Да, что, вашбродь! плохо…

— Да, прогневали Господа Бога…

— Верно, вашбродь!.. Уж и не знаем, чего нам и делать таперя.

— Ну, не горюй! Вот поеду к генералу, скажу ему, чтобы ссуду нам хлопотал.

— Да коли бы ваша милость была, вашбродь… Мы сами чего же можем? Какой мы народ? Мы слепые люди; как жуки в навозе копаемся, а вам, вашбродь, как вы хозяин станицы есть, так и будете…

— Ну-ка, брат, выпьем!

— Силиваныч, у тебя детишки есть? — вступает в разговор атаманша.

— Есть, сударыня. Они уж, детишки-то мои, с бородами, куча детей у каждого.

— Много внучат-то?

— Да штук шесть…

— Ну, на вот им гостинчика, понеси по кренделечку.

И атаманша сует в руки окончательно плененному избирателю несколько каленых бубликов. Избиратель умиляется, благодарит, восторгается и, понимая, в чем дело, прямо говорит атаману:

— У нас ведь, ваше благородие, опричь вас и болдировать некого… Мы все на вас между собой порешили… Окромя некому, как вам, вашбродь… Счастливо оставаться! Покорнейше благодарим за угощение!

Но избиратель тоже себе на уме. Он понимает свое значение и держится того убеждения, что раз из личных расчетов его угощают, поят, то отчего же и не выпить; ибо для него только теперь и праздник, а в другое время, например, та же атаманша его и на порог не пустит, потому что чирики у него, во-первых, намазаны дегтем, и дух от них тяжелый, а во-вторых, на чириках еще и навозу приволочет. И он угощается… у атамана, у «гражданского» писаря (тоже составляет партию), у Фомича (тоже претендент), у Ивана Петровича и у многих других… И всем говорит одно: «у нас старики порешили больше никого, как вас болдировать»… В то же время и священник не без удовольствия замечает, что с приближением дня выборов почаще стали заказывать некоторые из благочестивых граждан молебны с акафистом, а атаман так и по два разом. И вот, наконец, наступает 20 октября — день выборов, день величайших волнений для одних, злорадства для других и день всеобщего пьянства. И каково же должно быть огорчение станичного атамана, когда те самые выборные, которых он поил, которые льстили ему, давали обещания, называли хозяином станицы, — теперь вдруг общим, дружным криком заявляют:

— Довольно с тебя, Андрей Федотыч! карманы набил и довольно! Два дома тебе нажили, дай теперя и другому нажить!..

И атамана прокатывают на вороных, причем какой-то остряк из выборных, после счета шаров, говорит во всеуслышание: