Итоги Итоги - Итоги № 33 (2012)

— Знаю, что вы с группой российских инженеров замахнулись на создание хирургического робота...

— Мы много оперируем с использованием американского робота Da Vinci. Теперь у нас самый большой в России опыт роботических операций в урологии. Но постепенно стало ясно, что этот инструмент далек от совершенства и зачастую не обеспечивает необходимую точность операций. И мы совместно с Институтом конструкторско-технологической информатики РАН стали работать над «русским роботом», как мы его назвали. Сегодня у нас имеется его рабочий прототип. Эта машина по сравнению со знаменитым Da Vinci имеет много преимуществ. Самое главное — размер. Робот Da Vinci — это несколько шкафов. Он требует специального подведения к пациенту, которое на начальных этапах освоения методики может занять несколько часов. Все это время, заметим, человек находится под наркозом. «Русский робот» размером с чемоданчик, его можно просто закрепить рядом с телом пациента и сэкономить время при подготовке к операции. Мы даже не будем говорить о стоимости машины. Da Vinci обходится сегодня в 150 миллионов рублей, а то и дороже, наш робот будет стоить в разы дешевле. Но мы планируем экономить и на инструментарии. У американского робота он весь одноразовый, что тоже влетает в копейку. Для нашего робота некоторые инструменты можно будет использовать многократно. Разве это не большое дело для страны? Ведь за роботическую хирургию сегодня голосуют пациенты. Она обеспечивает им другое, чем раньше, качество жизни. Например, после операции по удалению рака простаты можно сохранить и удержание мочи, и потенцию — это особенно важно для молодых мужчин. О чем-то подобном мы даже не думали еще 10 лет назад, но сейчас без этого уже нельзя представить современный подход к результату операции. В США сейчас две тысячи хирургических роботов, в Европе более 600. У нас всего 9. А между тем, по американским данным за 2011 год, 85 процентов всех операций у больных раком простаты выполнено с использованием робота Da Vinci.

— А сколько нужно роботов в России?

— Считайте сами. У нас 85 регионов. Один-два робота должны быть в каждом регионе. Скажу сразу: роботическая хирургия сложна, и не каждый специалист ею может овладеть. Именно поэтому она относится к технологиям, которые помогают поднять общий уровень медицины, и не только в области роботических операций. Ведь в освоении любого метода важен уровень специалиста, квалификация команды, с которой он работает. Примеров этому много, приведу лишь один. Роботическая программа работает в нескольких местах в стране. Но вот что интересно. Последним роботическую систему приобрел Новосибирск. Команда местных специалистов очень быстро освоила методику, даже самую сложную ее часть. Такие операции в мире делаются в считаных местах. Общий уровень подготовки новосибирцев в традиционной хирургии изначально был очень высоким. Там создана правильная среда — если в нее бросить семя новой методики, оно прорастет. Поэтому новосибирским врачам удалось совершить настоящий прорыв в роботической хирургии. А теперь этот новый опыт позволит им быстрее освоить и другие инновационные методы. Конечно, такой коллектив нужно поддерживать. Ему требуется отдельное внимание и Минздрава, и руководителей субъектов Федерации. И нельзя допустить, чтобы в этом случае конфликтовали клинические базы субъекта и Федерации. А для этого нужно вносить изменения в закон об охране здоровья.

— Скоро ли «русские роботы» появятся в российских регионах?

— Мы остановились на стадии прототипа. Инженеры работают в одной связке с хирургами. Чтобы продвигаться дальше, нужно создать в России центр роботической хирургии и урологии и обеспечить прямое финансирование проекта. На сегодняшний момент мы надеемся на поддержку Минздрава и Российской академии наук.

— Пробиваете идею?

— Именно так. К сожалению, специалист на месте, если он хочет сделать что-то действительно новое, вынужден перестать быть специалистом и превратиться в пробивателя. Получается, что, если сегодня нужно создавать такой центр, я должен забросить операции, больных, лекции, выступления на конференциях. Но разве это на пользу делу? Российская система пробивания проектов превращает профессионала в ничто, в бумажку. И лишь в качестве просителя, обивающего пороги начальственных кабинетов, он становится для нее своим. К сожалению, в нашей стране не принято давать деньги на проекты профессионалам. А ведь здесь мы пока можем апеллировать только к государству. Наши богатые люди, в редких случаях готовые помочь медицине, не могут это сделать, так как в России еще не разработан закон о пожертвованиях в здравоохранение. Обращение имущих к развитию медицины является неотъемлемой частью прогресса, которого мы все так ждем.

— Какой же выход?

— Нам необходимо заявить о приоритете и ценности человеческой жизни. Если мы имеем в стране людей, профессиональные качества которых признаны в мире, надо во что бы то ни стало обеспечить им конкретную возможность работать. Надо обязать их учить молодое поколение и создавать для этого условия и стимулы. Мы должны понять, что сегодня просто выбрасываем государственные деньги на неправильное преподавание в школе и институте. Но мы теряем неизмеримо больше, отказывая в поддержке уже состоявшимся специалистам. Многие из моих способных учеников ушли из здравоохранения — они понимают, что врачей море: на место хорошего специалиста обязательно найдется кто-то, пусть это будет весьма посредственный медик, который будет работать только для того, чтобы прокормить семью. Никто этого по большому счету и не заметит...

— Вероника Скворцова озаботилась проблемой, предложив оценить с помощью принятых в мире критериев, какой опыт нашей медицины является передовым, а какой нет.

— Если мы сумеем выработать правильные критерии, многие вещи в медицине встанут на свои места. Это нивелирует ценности, которые были эфемерны. Уйдут в прошлое врачи высшей категории, не умеющие лечить, и директора институтов, которые не имеют никакого отношения к профессии. Впрочем, такой подход накладывает дополнительную ответственность и на чиновников. Бывая в начальственных кабинетах, я часто спрашиваю людей, которые в них заседают, каковы, по их мнению, перспективы медицины. И часто слышу ответ: да какие перспективы, ты же видишь, как мы живем. Такие взгляды придется менять. Нужно понять, что нельзя бросить специалиста бороться за выживание и одновременно ждать, что он будет работать на будущее. Никакого прогресса в этом случае от него ожидать нельзя. Мое мнение такое — здесь должны быть выделены приоритеты. Необходимо решительно заявить о том, что чиновник обеспечивает медицинское развитие, но ни в коем случае не определяет его. Все должно быть нацелено на профессионала. Необходимо найти оставшихся специалистов, суметь их распознать и уговорить работать, потому что многие из них разуверились в том, что государство им поможет.