Газета Завтра Газета - Газета Завтра 409 (40 2001)

По октябрю плохо спится Сванидзе — все настойчивее и ближе кровавые всполохи и духи отмщения, приходящие из 1993-го. И Сванидзе прячется за ужасом Бабьего Яра, рассказывает о чужих преступлениях, не желая признавать собственного участия в деяниях ельцинизма в 93-м. Словно тщится утопить в кошмаре уничтожения киевского гетто ответственность за то, как через полвека сам в осеннюю ночь вместе с другими "демократами" призывал "подавлять", "наказывать" "мятежников", то есть убивать, расстреливать, мучить невинных. Неудивительно, что на прямую реплику телезрителя о том, что на фоне надвигающейся угрозы Третьей мировой вопрос Бабьего Яра, похоже, мало кого интересует, Сванидзе, обычно словообильный, не нашелся с ответом. Им всем давно уже нечего сказать народу.

Александр ЕФРЕМОВ

[guestbook _new_gstb]

1

2u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 48"; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

49

zavtra@zavtra.ru 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

ЭТА НОВЬ

Над Родиной моей сгустилась мгла.

Вся жизнь в лукавстве. Вся в пальбе и смуте.

Неверная дорога привела

На горестное это перепутье.

Размыты очертания страны,

Не дышится уже от мыслей грустных.

И делятся Отечества сыны

На русских и нерусских — новых русских.

Я эту новь, убейте, не приму

И свет былого не предам забвенью.

Не потому, что так тянусь к нему,

А потому, что в эту новь не верю.

Насмотримся в кривые зеркала

И взмолимся! И ляжет путь к прозренью.

Проходит все. Пройдет и эта мгла,

Что овладела Родиной моею.

И станет ноша тяжкая легка,

И озарятся ясным светом дали.

Все это будет, будет. А пока

Во мгле живем и в страхе, и в печали.

Вперед дороги нет и нет назад,

И в нищете тупик, и в новом барстве.

Во всем разлад. Немыслимый разлад

В душе и в голове, и в государстве.

В ТОМ ОКТЯБРЕ

Сергею Лыкошину

Прошли года. А я опять об этом

Задумаюсь... И вижу, как сейчас:

За ними — Кремль. За нами — Дом Советов

И телецентр ощерился на нас.

И был огонь, внезапно нас накрывший.

Вы помните, как вздрогнула земля?

И снайперы то с той, то с этой крыши

Стреляли в нас от имени Кремля.

В глазах их — кровь. В крови по локти руки.

Они теснят нас огненным кольцом.

Вон батюшка со Спасом на хоругви

Уже упал, подкошенный свинцом.

Какая злоба в огненном накате,

Они спешат, сминают нас, крушат.

Уже в нелепых позах на асфальте

Убитые товарищи лежат.

Мы стонем не от боли — от бессилья.

Ведь верилось, что глядючи на нас,

Народом всем поднимется Россия.

Ошиблись мы. Она не поднялась...

Потом казалось — пули отсвистели

И мы устало дух перевели.

Не обольщайтесь — мы не уцелели

В том октябре. Мы все там полегли.

* * *

Я трогаю черную ленту,

Вплетенную в скромный венок.

Была баба Катя — и нету,

И только земли бугорок.

Умолкли скорбящие звуки,

Свершился печальный обряд.

Вполголоса дети и внуки

Уже меж собой говорят.

У холмиков вьется тропинка

И так по ней трудно идти...

Как будто у жизни заминка

На вечно бегущем пути.

УНЫНИЕ

По зиме ли, по весне

Сердце стало биться,

Как в тумане-полусне,

И не слушается мне,

И не говорится.

Свет в глазах, как полусвет,

Дышится уныло.

В мире радостей и бед

Никаких порывов нет,

А ведь сколько было!

Что за тягостный недуг,

Что он предвещает?

Нет ни радостей, ни мук,

И друзей застольный круг,

Нет, не воскрешает.

Полуболь и полугрусть

С песней полуспетой.

Не горю и не стремлюсь,

И не к ясности тянусь,

А за сигаретой.

Нет ни пыла, ни огня,

Ни огня, ни пыла.

Что за мрак средь бела дня?

Неужели жизнь меня —

Раз — и разлюбила?

В ПЕРЕДЕЛКИНЕ

В речке Сетуньке ни карасика,

А посмотришь — душевный вид.

Поле, рощица, дачка классика

В три окошка сюда глядит.

Переделкино. Самый краешек.

А эпохи ветра туги.

Брошу в тихую заводь камешек, —

И пошли, и пошли круги.

Поминаете? Представляете,

Как пошли они к берегам,

А потом, а потом по памяти

Да по нынешним смутным дням.

По кладбищам пошли, по пасекам,

По московской ночной пальбе.

И, конечно, по даче классика

И по строчкам, и по судьбе.

Как читали его! Как ахали!

Как ломились на вечера!

Пели песни его и плакали...

Это было почти вчера.

А теперь все вокруг спокойненько.

Что напишет — лежит вчерне.

Ни издателей, ни поклонников,

Все осталось в былой стране.

Он из этой беды не вырвется,

Он минувшему смотрит вслед.

И в окне вечерами видится

Тусклый, сгорбленный силуэт.

* * *

Жизнь бушует, кипит, колобродит,

Только сутью по кругу идет.

И извечно мужчина уходит,

А любимая женщина ждет.

И чем мужества больше в мужчине,

Тем и ближе прощания срок,

Тем и легче возникнуть причине,

Что уводит его за порог.

Мир огромен, неясен, непрочен,

И судьбою уже решено:

Только женщине, любящей очень,

С этой болью смириться дано.

Шар земной словно вздрогнул и замер,

И дорога уже началась,

И большими, как небо, глазами

Наши милые смотрят на нас.

И глядишь в эти ясные очи,

И как будто теряешься в них.

Только очень любимые, очень,

Объяснений не ждут никаких.

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

МАРТ 2001 ГОДА

В этом голом сером мире

Меж зимою и весной

Дикий ветер ледяной

На стальной рыдает лире.

И в разорванном эфире

Над простертою страной

Свет сияет неземной

Все бездоннее и шире.

И зияющей цифири,

Пустоты межвременной

Веет в воздухе делирий...

Мреет в свете мир иной

На всесветном русском пире

Между миром и войной.

* * *

Между временами

Время не идет —

Пустота корнями

Человека рвет.

Памятью и снами

Дух еще живет —

Плоть уже тенями

По миру несет.

Век или мгновенье

Длится явь ли сон

До иль после лет...

Смерть иль воскресенье:

Между всех времен —

Вечный черный свет.

* * *

То ли в дыму, то ли в тумане

Луна, красна, воспалена,

Напоминает о Мамае...

И, нами тайны лишена,

Уж не колдует и не манит,

А чем-то нам грозит она...

И призрачная тишина

Все тягостней в своем обмане,

В крови звенит, напряжена,

Сжимает будто бы в облаве...

И оглушает вдруг она

Ударом сердца, как в обвале...