Газета Завтра Газета - Газета Завтра 965 (19 2012)

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-09 12:59:55" 09.05.2012 /time

Сегодня около ста радикалов поднялись на вершину самой высокой горы Украины

Появились еще два Города воинской славы

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-08 12:16:35" 08.05.2012 /time

Ими стали Можайск и Малоярославец за мужество, стойкость и массовый героизм

Путин поздравил народ Грузии с Победой

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-08 12:08:06" 08.05.2012 /time

Послание адресовано лидерам стран СНГ, Абхазии и Южной Осетии

В Ливии начался суд над россиянами

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-08 10:52:53" 08.05.2012 /time

Граждан России обвиняют в ремонте танков Каддафи

Полиция обещает не разгонять митинг на Китай-городе

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-08 10:34:03" 08.05.2012 /time

Оппозиционеры требует освобождения Сергея Удальцова и Алексея Навального

Задержаны Удальцов, Навальный и Немцов

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-07 15:06:56" 07.05.2012 /time

Им грозит, максимум, 15 суток

ОМОН получил ожоги глаз

time datetime="datetime" pubdate="2012-05-07 12:36:48" 07.05.2012 /time

Основные пострадавшие в «Марше миллионов» — сотрудники московской полиции

Реклама

Рейтинг слухов

Говорят, что публикация правительственного проекта закона о готовящейся миграционной амнистии, в разы увеличит поток нелегальных мигрантов на русские территории

Другие слухи

Реклама

Реклама

Адрес редакции:

119146, Москва, Фрунзенская наб., 18–60

Электронная почта: zavtra@zavtra.ru

Телефон: (916) 502-49-86

Служба рекламы: (903) 131-53-97

Технический блог

Электронная почта технического отдела web@zavtra.ru .

(function(w, c) { (w[c] = w[c] []).push(function() { try { w.yaCounter11286280 = new Ya.Metrika({id:11286280, enableAll: true, webvisor: true}); } catch(e) { } }); })(window, "yandex_metrika_callbacks");

Бабу Таню я узнала раньше, чем познакомилась с ней. Наша редакция переехала в один из домов на Фрунзенской набережной, путь туда пролегал по дорожке через скверик, на одной из лавочек которого и сидела часто, опираясь на палку, эта бабушка. По дорожке редко, кто ходил, развлечений у сидящих в скверике было немного, поэтому все идущие мимо провожались пристальным взглядом. Через какое-то время я стала приветственно кивать, и бабушка отвечала мне тем же. Как-то она, кивнув, призывно помахала рукой. Я подошла.

— Как зовут-то тебя?

— Катя.

— А меня баба Таня. Ты тута работашь или жить наехала? Жить-то тебе тута негде, все квартеры тута занятые.

— Работаю.

— Ну-ну, я так и надумала, что работашь тута где. Дак только когда тебе работать, коли ты всё бягом бегашь? Я в одну сторону засмотрюсь, а ты уж с другой бягом бяжишь. Щас ногами-то денёг много не набегашь. Щас только волка ноги и кормют. А кто из людей бягом бегат — тот бедно живёт. Кто вон сиднем сидит, да на шее тех, кто бягом бегат — те богато живут.

— Да нет, и работать успеваю.

— А успевашь, то пока ноги носят — бегай. Уж не понясут когда, дак и не пройдешь пешком, не то — бягом. А как я вон, с клюкой да полозом. Ране-то я тоже была на ногу скора. Да на войне ишо ноги оставила. Я же на фронти: то окопы рыть, то раняных таскать. Ой! Оне тяжёлые — ровно кули! Ташишь яво, ташишь — упирашься. И он ведь тожа упиратся. Всё чем зацепит, найдёт: коряга, корень, не сдвиняшь прямо, быват. И оба рявём другой раз. Оба оплакивам: не выташить! Ряветь рявела, а ни одного не оставила — всех уташила, сколько ни упирались. А я больша их упиралась — да и выташила. И вот — клюка за это.

— Да сейчас и молодые-то еле ноги таскают.

— Правду говоришь, да. Мне ведь под девяносто! А я вот обзавелася третьей ногой, да и таскают оне все три меня помаленьку. Ни без одной не обойдуся. Ни шагу не ступлю без какой из трех-то. Да, мы здоровше были, хоть ели плохо. Сейчас едите хорошо, а всё не в вас корм. Вот в тебя корм удался. А другая посмотришь — еле ноги волокёт, — бабушка обречённо машет рукой.

С тех пор мы то и дело разговариваем с бабой Таней. К разговору всегда приглашает она меня.

Бегу в очередной раз через сквер. Баба Таня на своём месте. Мы улыбаемся друг другу, машем приветственно руками, а то и посылаем воздушные поцелуи. Она, если хочет поговорить, сначала машет рукой из стороны в сторону, приветствуя, а потом от себя — к себе, подзывая. Подхожу. Она берёт мою руку, трясёт, широко улыбаясь беззубым ртом. При этом разговор у неё довольно чистый, даже не шепелявит.

— Здравствуйте, баба Таня.

— Здравствуй, здравствуй, птичка моя. Ты ж как птичка всё леташь. Я по тёплой осени тебя приметила. Думаю: "Кто тута лятать так взялся, что за пичуга?" Думала, зимой шубу наденёшь, уж не взлятишь в шубе-то. А ты и в шубе леташь, золотая ты моя. А я представляю, что я с тобой лячу. И бабка через тебя лётом лятит. На работу лятишь?

— На работу.

— Начальник-то хорошай?

— Хороший.

— Да и без спросу можно угадать: к плохому так не побяжишь работыть, как на крылах вон. К плохому ноги не несут, хотя будь оне и резвы. Эта хорошо — начальник хорошай. Дажа если строг, но хорошо строг — тожа хорошо. Справедлива-то строгость не страшна, она нужна. Без её никак нельзя. Справедлив он у вас?

— Справедлив.

— Ну и оценяй. А то плохой где начальник — и от денёг хороших убяжишь,— баба Таня машет рукой. Из-за необходимости опираться на палку она ограничена в жестикуляции. Но эмоции ей удаётся передавать живейшей выразительной мимикой на простом круглом лице и маханием руки: вверх — вниз, слева — направо, наискосок. — И на строгость, коли справедлива, не обижайся, — наставляет меня бабушка.

— Я не обижаюсь.

— Дак ты жо умница,— она вновь берёт мою руку и трясет, улыбаясь во весь свой беззубый рот. — Ты ходить-то и не умеяшь, верно, всё бягом бяжишь. Ты не за курьера ли?

— Нет.

— А чаво бягом бегашь?

— Раньше спортом занималась, кроссы бегала, а теперь…

— Это вдоль реки по набережной-то бягут когда, — перебивает меня баба Таня,— ты тожа бягом бяжишь? Ну-ну. Я кроссы вижу, а тебя не вижу в кроссых-то. Далеко не вижу. Ну-ну. Ты вот с этих кроссыв как разбяжалась, и остановишься никак? А я уж отбегыла. Без кроссыв отбегыла: то брюхом — раняных ташшила, то не по земле, а в землю — окопы рыла. Вот.

— Вы где воевали?

— Нет, не воевала. На войне была, а не воевала.

— Ну, на войне были...

— А как не быть? Она война-то, хоть со стороны пришла, а сверху всех и придавила. Я комсомолка не была, а была родину любяща. Как это, думаю, чужи придут и скажут на нашу землю — наша! Нет. Не хочу! Эдак не годится дело, нет! А коли как не нравится, дак делай так, чтобы не случилось так, как не по тебе. Я и старуха, и в деревне своей давно не в деревне, а и сейчас чужому отдать не хочу! И сейчас поволоклась хоть вот палкой бить,— баба Таня поднимает палку и трясет ею угрожаюше, — какого другого германца. Да. И как войну по радиё сказали, я — в район. На фронт, мол, пойду. Меня — в стыд: кака из тебя солдат? Оден срам, а никакой не солдат. Стрелять винтовкой не умешь, летать самолётом не умешь, раны санитарить не умешь. Чё тебя брать, форму переводить? Заворотили.