Газета Завтра Газета - Газета Завтра 381 (12 2001)

Вместе с тем, в справке комиссии сказано, что каждый третий из арестованных и осужденных — "белогвардеец", как правило, "участник Вешенского восстания", из тех, кого не сумели или не успели посадить в 20-е годы.

Как показывает следственное "дело" руководителя Вешенского восстания, одного из героев "Тихого Дона" Павла Кудинова, арестованного в Болгарии органами СМЕРШ в 1944 году, Кудинов уже после войны, в 1951 году, был доставлен из сибирских лагерей в Ростов-на-Дону в связи с "проведением там "оперативно-чекистских мероприятий по борьбе с антисоветскими элементами из числа Донского казачества". А такие "мероприятия", говорится в документе КГБ, были необходимы потому, что "в процессе следствия вопрос контрреволюционного восстания на Дону в 1919 году остался глубоко не исследованным, идейные его руководители и активные участники, оставшиеся на территории Ростовской области, не выявлены, антисоветские связи белогвардейских кругов из числа казаков не установлены".

Вот до какого времени репрессивные органы помнили о Вешенском восстании, вели охоту за "известными его руководителями и активными участниками", то есть за героями "Тихого Дона".

Отношения Шолохова и Сталина изначально были обречены на конфликт: Шолохов не мог принять репрессивных методов построения социализма, полагая их несовместимыми с народным стремлением к социальной справедливости.

Шолохов был первым — и в этом также проявилась его гениальность, — кто почувствовал и понял, что репрессии против народа, всем сердцем откликнувшегося на идею социальной справедливости и потянувшегося к новой жизни, смертельно опасны для дела социализма, потому что со временем бумерангом вернуться к нему. И мы видим, что бумеранг вернулся. Не в этом ли причина и объяснение того, с какой легкостью, практически без сопротивления, произошла у нас в последнее десятилетие смена не только власти, но и социально-политического строя. Смена вех, обрушивавшая на народ новые беды и страдания, перечеркнувшая те социальные завоевания, которые, невзирая на преступления, осужденные Шолоховым, были сделаны за годы Советской власти.

Шолохов своим романом, всей жизнью своей первым в нашей стране сказал во весь голос, что даже самая святая цель не оправдывает преступных средств.

После 1937 года очевидно все возрастающее отдаление Шолохова от вождя, равно как и Сталина от Шолохова. И хотя в 1941 году Шолохов получит Сталинскую премию за "Тихий Дон", станет академиком, депутатом Верховного Совета СССР, то есть официально признанным первым писателем страны, дистанция, отделяющая Шолохова от Сталина и ЦК, углубляется.

Начиная с 1942 года не было ни одной встречи Сталина и Шолохова, хотя, судя по журналу записи лиц, принятых генсеком в 1946-1953 годы, Фадеева в послевоенные годы Сталин принимал не менее пяти раз, Симонова — трижды. За последние десять лет жизни Сталина Шолохов лишь дважды — безответно — обратился к нему в 1942 году с просьбой о поездке за границу и в 1950 году — с просьбой "разъяснить" ему, в чем состоит "существо" его ошибок в отношении Сырцова, Подтелкова и Кривошлыкова, о которых писал Сталин в письме Ф. Кону, опубликованном в 12-м томе его сочинений.

Внутренний конфликт Шолохова с властью — при внешней атрибутике его почитания и официальной поддержки — проявлялся даже в самом образе жизни художника: он жил практически отшельником на своем родном Дону, все более отделяясь от властей предержащих и не стесняясь демонстрировать полное пренебрежение к руководству Союза писателей СССР. Шолохов, конечно же, не мог простить Фадееву, что когда в 1937 году над ним нависла угроза ареста и он попросил его как члена ЦК партии и руководителя Союза писателей защитить его, Фадеев отказался что-либо делать.

Не в этом ли — в столь драматических и трудных взаимоотношениях Шолохова с властью, в глубочайшем духовном кризисе, начавшемся в 30-е годы, вызванном глубочайшими расхождениями в представлениях о пути и средствах достижения лучшего удела людей будущего, — объяснение глубокого молчания Шолохова в литературе все последние десятилетия его жизни? Не здесь ли следует искать ответ на вопрос, почему Шолохов больше не создал ничего равного по уровню дарования роману "Тихий Дон" — сакраментальный вопрос, которым казнит писателя "антишолоховедение"? И не здесь ли исток болезней Шолохова, перенесшего три инсульта, включая и нашу национальную, чисто русскую "болезнь", в которой его упрекал Сталин (помните ответ Шолохова: от такой жизни запьешь!..) и которой до сих пор донимают его "антишолоховеды"?

"...Так много человеческого горя на меня взвалили, что я уже начал гнуться, — писал он в начале 30-х годов Левицкой. — Слишком много для одного человека".

Но он никогда не переставал слышать чужое горе, сопереживать ему. Шолохов многократно с полным бесстрашием бросался на защиту безвинно пострадавших — не только казаков и колхозников родного Дона, вешенских партработников, но и самых разных как близких, так и далеких ему людей: создателя "Катюши" И. Г. Клейменова, сына А. Ахматовой Л. Гумилева, сына П. Платонова, артистки Э. Цесарской и многих других.

В отличие от А. Фадеева, для Шолохова ХХ съезд партии и правда о "культе личности" Сталина не только не были драмой, он поддержал эту правду всей душой. Ряд глав из романа "Они сражались за Родину" были посвящены этой теме, но, после ухода Хрущева, задержаны высочайшей — на уровне Политбюро ЦК — цензурой и изъяты из романа.

В архивах Ленинки хранится письмо А. Твардовского к К. Федину об отношении Шолохова к Солженицыну: "Нет надобности перечислять всех более или менее маститых своих и зарубежных писателей, тепло или восторженно встретивших первую повесть нового писателя, назову два имени: Ваше, Конст(антин) Алекс(андрович), и М. А. Шолохова (...) М. А. Шолохов в свое время... с большим одобрением отозвался об "Иване Денисовиче" — и просил меня передать поцелуй автору повести". Шолохов поддержал поэму А. Твардовского "Теркин на том свете", говорил о необходимости публикации "Доктора Живаго".

Но будучи убежденным государственником, Шолохов не принял диссидентства, усматривая в нем угрозу национальным интересам страны. Этого ему также не могут простить "антишолоховеды" и псевдолибералы, чаще всего объединенные в одном лице.

Именно диссидентские и околодиссидентские круги и явились инициатором новой кампании по поводу авторства "Тихого Дона", развернутой в середине 70-х годов. Наличие "политической составляющей", как ныне принято говорить, в этой антишолоховской компании — очевидно.

В 1978 году Шолохов направил в ЦК КПСС письмо о судьбе русской культуры, о ее спасении и защите, которое было положено под сукно. Это письмо, так же, как последняя беседа с сыном, М. М. Шолоховым, — своего рода завещание М. А. Шолохова, приоткрывающее завесу над внутренним миром писателя. В письме в ЦК Шолохов ставил вопрос о стремлении недругов "опорочить русский народ", когда "не только пропагандируется идея духовного вырождения нации, но и усиливаются попытки создать для этого благоприятные условия". Шолохов писал о "протаскивании через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру", о том, что "многие темы, посвященные нашему национальному прошлому, остаются запретными", что "продолжается уничтожение памятников русской культуры". Писал о необходимости утверждения "исторической роли" отечественной культуры "в создании, укреплении и развитии русского государства".