Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6389 ( № 42 2012)

Да, писатель изменился, почувствовав себя оскорблённым евреем, вот и написал бы трагический роман о судьбе еврейства. Хотя и страданий своего народа он не мог реально прочувствовать. Его самого как еврея не ущемляли никогда. Он даже подписал позорнейшее письмо против космополитов. Да, дорогие либеральные критики, да! Почему же вы об этом помалкиваете? А зачем писателю понадобились "беседы" нациста-философа оберштурмбанфюрера Лисса и заключённого большевика-философа Мостовского? Для того чтобы все услышали, что оберштурмбанфюрер СС Лисс постоянно называет Мостовского учителем, утверждает, что Гитлер многому научился у Сталина, а Сталин у Гитлера, что нацистская партия переняла опыт и заимствовала методы у коммунистов? Зная реальную правду этой жесточайшей войны, можем ли мы поверить в этот бред? Надеюсь, что даже наша либеральная критика признаёт, что Гроссмана слегка занесло не туда.

Поразительно: то, о чём он знает, это его не волнует, этого он не касается, а о неведомых ему советских лагерях пишет. Прав Александр Солженицын, подметивший и эту боязнь Гроссмана быть евреем. Лучше прослыть антисоветчиком: "Не менее русской (да и всякой другой истинно-важной стороны советской жизни) подавлена в романе и еврейская тема [?] Гроссман - горел еврейской темой, особенно после еврейской Катастрофы, даже "помешался на еврейской теме", как вспоминает Наталья Роскина. Ещё на Нюрнбергском процессе распространялась его брошюра "Треблинский ад", сразу после войны он был инициатором и составителем "Чёрной книги". А вот всего несколько лет спустя заставляет себя молчать, да как? Почти наглухо. Он всё время держит еврейское горе в памяти, но припоказывает его крайне осторожно - всё то же старание увидеть свой роман в печати во что бы то ни стало[?] Рельефней выставлена еврейская тема лишь на немецком фоне: в кабинете Гитлера как план уничтожения[?]"

Но ведь есть же в романе прекрасно выписанные сцены, особенно касающиеся самого Штрума, то есть Гроссмана, его любви к жене и к матери. Вот и писал бы об этом. То, что он почувствовал после трагической гибели матери в Бердичеве под немцами себя евреем, это прекрасно. Надеюсь, и русские, испытав все унижения, когда-нибудь почувствуют себя русскими. Каждый народ имеет право на свою культуру.

На уцелевшей рукописи "Жизни и судьбы" сохранилось посвящение автора матери, которую любил он горячо и в смерти которой постоянно себя винил: считал, что должен был во что бы то ни стало вывезти её из Бердичева до того, как город заняли немцы. До конца жизни Гроссман хранил в конверте две фотографии. На одной он был снят с мамой ещё мальчиком. А на другой, сделанной немецким офицером, был ров под Бердичевом, полный человеческих тел. Там же, в конверте, лежали и два письма, написанных им погибшей матери. Одно датировано 1950 годом. Второе написано в 1961-м, в год двадцатилетия смерти матери. Вот этой теме он и должен был посвятить себя. Побоялся. Но то, что он ушёл от еврейской темы во всемирность, в анализ мировых катастроф, его же и погубило. Уничтожив в себе и еврейскость, и советскость, нельзя понять и описать всю глобальность сталинской эпохи, нельзя даже понять смысл Сталинградской битвы.

К сожалению, и к Сталинградской битве, и к идее свободы равно писатель Василий Гроссман подходил со стороны. Он не воевал на Сталинградском фронте, но он и не воевал даже в шестидесятые, в годы "оттепели", за свободу. Он не выходил на Красную площадь, как Галансков, он не писал манифесты или призывы к восстанию. Он сочинил роман "Жизнь и судьба", очень неровный, и, уже чувствуя себя евреем, побоялся заявить во всеуслышание об этом. Вернувшись в свою советскую скорлупу, он укоротил роман со всех сторон, постарался обезопасить от цензуры, как и в прошлые времена, и отнёс в журнал "Знамя", так как с Твардовским к тому времени пос[?]сорился. Любопытный факт: якобы самый свободолюбивый писатель отнёс свой роман в самый "рассоветский" журнал, где при главном редакторе Вадиме Кожевникове долгие годы работала почти цензором и Наталья Иванова - да, да, та самая! Всё это говорит о гибкости писателя. Один из экземпляров рукописи Вадим Кожевников отослал в КГБ. Сегодня из него делают чуть ли не доносчика и стукача. Но в то время все сомнительные рукописи, которые писатели хотели хоть как-то опубликовать, они старались переслать своим знакомым в ЦК КПСС или в КГБ. Вдруг дадут добро?

Автор пытался спасти "Жизнь и судьбу", писал Хрущёву: "Нет правды, нет смысла в нынешнем положении, в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал свою жизнь, находится в тюрьме, ведь я её написал, ведь я не отрекался и не отрекаюсь от неё[?] Я прошу свободы моей книге". После этого Гроссмана принял Михаил Суслов.

Скажите, пожалуйста, диссидент Владимир Максимов или Андрей Синявский пошли бы к Суслову? Деникин или Врангель пошли бы на приём к Сталину? Кстати, я полностью согласен с Сусловым, который сказал, что теория Чепыжина, придуманного писателем в угоду властям, - самое слабое место романа, "чудовищная философская белиберда". Если лакействовать, так уж до конца: убирать сильнейшие места с академиком Штрумом, всю еврейскую трагическую линию, и делать советский военный роман. Писатель всё ещё выбирал между двумя своими ипостасями. Он не собирался быть диссидентом. Он мучительно колебался: или становиться еврейским писателем, или оставаться советским. На этом перепутье он и умер от рака в Первой градской больнице в 1964 году. Умирал тяжко и долго. В Бога он не верил, спасения ждать было неоткуда. Вот уж верно: жизнь и судьба[?]. В ночь на 15 сентября 1964 года его не стало. Урна с прахом Василия Семёновича Гроссмана захоронена на Троекуровском кладбище.

А вторую часть романа "Жизнь и судьба", которая писалась восемь лет, до 1960 года, так и не напечатали в советское время. Впервые полностью она была опубликована на Западе в 1980-м. Напечатали - и почти никто и не заметил. Более того: когда на "заре перестройки", в 1988 году роман был опубликован в СССР, на фоне публикации Платонова, Шаламова, Замятина и другой "потаённой" литературы "Жизнь и судьба" не произвела никакого фурора. Но вот прошло 30 лет, Россия вновь стала Западу неугодной, потребовался новый русский антигосударственный гений. И такой, чтобы всем гениям - гений. Ни Аксёнов, ни Окуджава на это не тянули. Солженицын для Запада чересчур чужой, почти антисемит. Вспомнили о залежавшихся на пыльных складах издательств книгах Василия Гроссмана. Нобеля ему уже не дать, но вот всемирным гением объявить - пожалуйста. Не жалко. И вдруг The Guardian (Великобритания) пишет: "Василию Гроссману, величайшему летописцу России, до сих пор не воздали должного[?]" Вы же сами 30 лет назад издали и не заметили, господа британцы! И вот ещё смешно: самым гениальным его романом объявили теперь вполне посредственную повесть "Всё течёт". Почему? Потому что теперь им там на Западе важнее голодомор на Украине. Вот только как прикажете понимать роскошный образ жизни преуспевающего советского писателя Василия Гроссмана как раз во время голодомора? Скольких несчастных украинцев он объел?