Газета Завтра Газета - Газета Завтра 411 (42 2001)

Но как, где? Расcпрашивать знакомых, обращаться в фонды и центры, останавливать прохожих посреди суетной Москвы, посреди их суетной жизни? Нет, я хотел увидеть их искренними, взять их слова теплыми, нагрянуть в покои их мыслей. В мечеть! Я решил пойти в мечеть, здесь недалеко — там я смогу найти их глаза чистыми, их души нагими.

Не зная, как вести себя среди них, у них дома, в обиталище их молитв, я пришел в мечеть, как друг, как любопытный, с открытыми ладонями и поднятой головой. И там я узнал то, что стремился узнать, — об этом и рассказываю ныне.

Я ШЕЛ К МЕЧЕТИ В ПЛОТНОМ ПОТОКЕ ЛЮДЕЙ,сквозь поток людей навстречу, через завалы лотков, киосков, магазинчиков, протискиваясь сквозь очереди, выдираясь из неверных ошметков толпы, прорубая просеку в людской тайге. Но все эти люди шли не к Аллаху. Это серо-золотая гора спорткомплекса "Олимпийский", превращенного в неестественно гигантский базар книг, влекла и отталкивала их, словно магнитная аномалия, верховодящая над домами и площадями.

Я продрался к забору мечети и попал в окружение людей из "джипов", милицейских кордонов, ограждений секьюрити. Громкая парковка, затем зоны контроля, эшелоны проверок, узкие двери для владельцев контрамарок и билетов V.I.P. и напоследок — честь под фуражку. Но и они не к Аллаху. Это спорткомплекс "Олимпийский", выгнувший спину кашалот-голиаф, плескался в человеческом океане, вмещал в свою утробу теннисный турнир на "кубок Кремля", всасывал, как селедку, сквозь свои щели людей, а потом вышвыривал вон.

Исполин привлек к себе маленькую пугливую мечеть со стройным минаретом, по-хозяйски приобнял ее — та едва устояла на ногах — да так и оставил при себе: кажется, во сне, перевернувшись на другой бок, он ее раздавит.

Мечеть, зажатая между потоками людей, бредущих по Москве в поиске новых кумиров — книг и зрелищ, — как же одиноко выглядела она! Ее дворик, постройки, рощица спокойных деревьев жили своей, оторванной от моей, жизнью. Не так-то просто было взять и войти к ней. Внутри прохаживались неведомые люди, звучали незнакомые языки, текло странное, загадочное для меня течение жизни.

И еще там обитал свой Бог. Это он все устроил: отделил один мир от иного. Я не мог знать Его. Да я и не шел к Аллаху — я шел к этим людям, к этим другим существам, которых не замечал раньше.

Тогда я решительно отворил калитку и, ступив внутрь, вышел к ним.

СТУДЕНТ МЕДРЕСЕ. Я приехал в Москву с отцом и с братьями из Уфы. В Уфе совсем нет никакой работы, и нет денег, чтобы жить. В Москве тоже очень трудно, но прокормиться можно. Я работаю на базаре, помогаю отцу во всем. Я и грузчик, и кассир, и посыльный. Отец устроил меня в медресе, чтобы я учился. Больше мне учиться негде. Везде нужны прописка, регистрация, деньги. А в медресе я учу языки и разные науки.

В Москве очень много зла, порока. Тут очень много воров, очень много бессовестных людей. Но от этих злых людей страдают все люди. Мусульман грабят так же, как и простых москвичей, всех обижают одинаково. Добрые люди, честные и правильные, должны вместе бороться против воров и бандитов. Надо всем вместе справиться со злом. Москва — очень черный город. Тут захватывают людей в рабство, продают наркотики, тут много разврата. Надо всем верующим вместе прекратить все это. Я знаю, что все это противно не только честным мусульманам, но и честным христианам. Надо нам вместе бороться против этого, а не драться между собой, чтобы зло веселилось и смеялось над нами.

Я знаю, что могут быть провокации. Те, кто хочет, чтобы началась война, будут, наверное, нарочно ссорить нас. Я уже видел в троллейбусе, который ехал по Мосфильмовской улице, троих таких. Они выглядели, как кавказцы. Они громко разговаривали между собой и оскорбляли русских. Очень громко смеялись над русскими женщинами и оскорбляли их достоинство. Они, наверное, хотели, чтобы несколько русских парней, которые сидели рядом, подрались с ними. Я первым подошел к этим трем и потребовал прекратить оскорбления, заступился за женщину, над которой они смеялись. Эти трое смутились и вышли из троллейбуса. Наверное, таких людей сейчас очень много ходит по городу и провоцирует драки. Я боюсь, что им все-таки удастся так оскорбить и обидеть русских, чтобы те их ударили. Наверное, есть такие же, похожие на русских, которые оскорбляют мусульман, чтобы те полезли драться. Они хотят, чтобы потом все участвовали в этих драках, и чтобы все захотели войны. Пусть этих подлых людей покарает Аллах! У меня русская невеста, она не крещеная, но все равно. А мой старший брат уже женат на русской. Нам всем хорошо живется в мире. Никто не хочет войны.

Многие мои сверстники сейчас нищие, у них работы нет. У них нет никакой возможности учиться. Их не пускают в школу или в институт. И медресе тоже не может учить всех. Злые люди рады, что есть много молодых необразованных мусульман, чтобы втянуть их в боевики. Надо, чтобы все могли учиться в нормальных школах или в настоящих мусульманских медресе. Иначе молодежь затягивают во всякие ненастоящие медресе, учат там ненавидеть людей, воевать, натравливают на мирных и честных людей. Они темные, ничего не знают, их можно натравить на любого. Таких же нищих и темных много среди русских. Если бы все могли учиться и работать, нельзя бы было нас стравливать, как того быка на корриде, которую хотели устроить в Москве недавно. Корриду запретили, а стравливать людей еще пока не запретили.

Ожидал ли Я увидеть этих людей такими? Они были точь-в-точь, как те, в чьем океане поодаль плескалась рыба-кит. На крыльце исламского центра, как у своего подъезда, в кучку сгрудились, толковали о чем-то старики в костюмчиках, с орденскими планками, в шляпах. Из двери медресе, что прилепилась к мечети, выпорхнула стайка девочек с косичками, в коротких юбчонках, их хватали за руки отцы, приседали, поправляли им платочки. Лунные разрезы глаз, точеные профили, гордая осанка. За ними выскакивали мальчишки в джинсах, кроссовках, с модными рюкзачками — встречавшие мамы на ходу срывали с них тюбетейки, меняя на осенние кепки, еле поспевая за сорванцами. Русые непослушные вихры, пунцовые от мороза щеки, носы картошкой. Рыжебородый дядька в белой шапочке метался от здания к зданию, искал кого-то. Молодая, похожая на первую учительницу узбечка деловито толковала со степенным, богато одетым азербайджанцем. Старуха в темных юбках собирала в короб опавшие листья. Нищенки чинно выстроились в ряд, соблюдая очередь для милостыни.

Киоск облепили мужчины, женщины, дети, высматривали себе орнаментом украшенные книжки на татарском, русском, арабском, календарики с изображением знаменитых мечетей, кассеты с исполнителями в национальных костюмах на обложке. В магазинчике продуктов, сготовленных по правилам шариата, торговались женщины, дети, мужчины…