Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя

А вот статья Михаила Кольцова из «Рабочей Москвы» от 4 декабря 1937 года. Видному журналисту явно изменяют вкус и чувство меры. Друг друга сменяют одни бездушные штампы, в статье не найти ни единого живого слова: неутомимый, воинствующий марксист, вдумчивый партийный работник, твердый большевик и т. д. и т. п.

На все терпящую бумагу легли и вирши Алексея Суркова:

Вслед за маститыми «инженерами человеческих душ» высказывались и рядовые избиратели. Н. Шубин, работник санатория «Барвиха», бывший технический работник аппарата ЦК: «В 11 часов, в 3–4 часа ночи мы почти всегда могли его видеть занятым. Свое здоровье Лев Захарович не оберегает, а о людях печется по-сталински».

Бывшая ткачиха «Красной розы» А. Грачева высказала восхищение радением главного редактора «Правды» о рабочем человеке. Фабула ее рассказа проста: на фабрике разворачивалось движение многостаночниц. Переходили на новую систему неорганизованно. Грачева написала об этом заметку. После публикации работницу вызвал нарком (впоследствии разоблаченный, как «враг народа») и отругал ее. Пошла тогда Грачева в «Правду». Ее принял плавный редактор, и — вновь публикация. «Никогда я не забуду той огромной помощи, которую в трудную минуту моей жизни оказал мне Лев Захарович Мехлис. Не побоялся он раскритиковать за меня, работницу, наркома».

Блажен, кто мог уверовать в благородные мотивы поступков этого человека…

Годы работы Мехлиса в «Правде» заметно повысили и укрепили его номенклатурное положение. Это стало возможным за счет абсолютной поддержки им тех мер, которые предприняли генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и его ближайшее окружение, проводя политику «большого скачка» в экономике, искусственно разжигая в стране классовую борьбу, запугивая и физически уничтожая оппозицию, поучая писателей, поэтов, композиторов, как сочинять «правильные» книги и оперы. Лев Захарович стал одним из главных в стране пропагандистов курса, избранного сталинским руководством партии. Его энергии, инициативы и настойчивости в реализации сталинского курса оппоненты вождя могли лишь позавидовать.

Завершился процесс его утверждения как публичного политика общепартийного масштаба. К полученным ранее возможностям аппаратчика влиять на политику исподволь, используя преимущественно неформальные связи с руководителями партии, Мехлис добавил полномочия, вытекавшие из его высокого служебного положения и членства в Центральном комитете партии.

В самом конце 1937 года волей вождя судьба нашего героя вновь совершила кульбит. 31 декабря 1920 года Мехлис был уволен из Красной Армии в запас. Ровно через 17 лет, 30 декабря 1937-го, Политбюро ЦК ВКП(б) своим решением вернуло его в Вооруженные Силы, утвердив начальником Политического управления РККА и заместителем наркома обороны СССР. Одновременно ему присвоили звание армейский комиссар 2-го ранга.

Такое назначение логично укладывалось в русло кадровой политики Сталина. ПУ РККА, осуществляя руководство всей партийнополитической работой в армии, было важнейшим рычагом воздействия партийной верхушки на умы огромного слоя советских людей — военнослужащих, членов их семей, вольнонаемного состава. И здесь многое зависело от руководства Политическим управлением, степени его ангажированности конкретной политической фигурой. В этом отношении предыдущими начальниками ПУ Я. Б. Гамарником и П. А. Смирновым, как показала их трагическая судьба, Сталин был недоволен.

Что заставило вождя возвести на пост, в условиях того времени второй по значимости в Вооруженных силах, именно Мехлиса, человека сугубо штатского, носившего военную форму лишь пару лет на фронте, да и то два десятилетия назад? Дело заключалось в стремлении Сталина придать выявлению и выкорчевыванию из армии всех, сколько-нибудь несогласных с ним, новое дыхание. При этом отсутствие у его бывшего помощника прочных связей с армейским руководством было положительным качеством: затевая чистку армии, вождь не доверял профессиональным военным.

Будучи составной частью общего процесса «большого террора», репрессии против военных кадров имели определенную специфику. Они происходили в среде вооруженных, по-уставному организованных масс людей; осуществлялись в условиях «двоевластия», то есть при наличии, помимо командиров, института военных комиссаров, облеченных беспрецедентной властью; были направлены, прежде всего, против кадров командного и политического состава; их фон составляла германская фальшивка об измене высшего комсостава РККА, освященная обвинительным приговором суда по делу о «военно-фашистском заговоре».

Кроме этого, массовые репрессии в Вооруженных силах развернулись несколько позднее, чем в большинстве иных государственных структур. При этом масштабы и интенсивность разоблачения «врагов народа» в системе армии и флота в 1937 году были признаны Сталиным недостаточными.

Эпидемия арестов в Красной Армии в 1938 году даже превзошла по размаху год 1937-й. На 1 января 1938-го по штату в высший комначсостав РККА (от комбрига и выше. — Ю. Р.) входило 845 человек, в высший политсостав (от бригадного комиссара и выше) — 269 человек. До конца года довелось дожить далеко не всем из них. Людей продолжали хватать пачками. Были арестованы два Маршала Советского Союза, два командарма 1-го ранга, один (единственный в то время) флагман флота 1-го ранга, один (опять-таки единственный) армейский комиссар 1-го ранга, два последних командарма 2-го ранга производства 1935 г., 20 комкоров, три флагмана 1-го ранга, 13 корпусных комиссаров, 49 комдивов, 36 дивизионных комиссаров, 97 комбригов, 96 полковников. [58] Сувениров О. Ф. Трагедия РККА 1937–1938. М., 1998. С. 80.

Разумеется, советский лидер не мог не понимать, что такие репрессии донельзя ослабляют армию, снижают ее боеспособность. Но он презрел эту опасность, считая куда более важным устранить всех, кто вызывал хоть малейшее сомнение, а остальных пригнуть, пришибить страхом, который лучше любого средства гарантировал лояльность к нему. В момент же, когда кровопускание Вооруженных сил приобрело невиданные масштабы, и во все большее число голов приходили вопросы, можно ли и дальше продолжать репрессии без угрозы для армии совершенно потерять боеспособность, Сталину у «руля» политорганов требовался абсолютно преданный ему человек.

Мехлис был таковым. Многолетний опыт подсказывал ему, что, войдя в круг избранных, придется шагать по трупам. В буквальном смысле слова. Новый начальник ПУ Красной Армии прекрасно знал, что такова была внутренняя логика сработанной Сталиным системы, и каждый к ней принадлежащий, как в любом преступном сообществе, повязывался кровью. Его это не смущало, он готов был следовать этой логике, свою инквизиторскую работу исполнял без тени сомнения в правоте и с энтузиазмом. «Врагов и изменников будем уничтожать, как бешеных собак», — эти слова, брошенные им с трибуны XVIII съезда партии, были для него не удачной метафорой, а раз и навсегда определенной линией по отношению к тем, кто был или считался противником хозяина, а значит, автоматически и его противником.