Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя

Свою опору Мехлис видел в комиссарах. Последние были введены в штаты воинских частей, соединений и учреждений еще до его прихода в ПУ РККА — 10 мая 1937 года. Появление нового института, так явно напомнившего об обстановке чрезвычайности периода Гражданской войны, не случайно совпало с началом «большого террора». Эти события были, безусловно, синхронизированы.

Сталина и его окружение, видимо, мало трогало, что введение этого института подрывало, если не ликвидировало, установившееся с таким трудом единоначалие в РККА. Гораздо больше их волновало, насколько быстро и надежно можно будет с помощью комиссаров сделать из красных командиров покорных «овечек», бессловесных исполнителей верховной воли.

В связи с этим характерна публичная одобрительная оценка, данная им на совещании политработников в марте 1938 года поведению одного из комиссаров: «В Московском округе был такой разговор. Было сказано, что я — мол, комкор, а ты дивизионный комиссар; это было сказано с тем, чтобы комиссар не забывал о высоком звании командира, а тот ответил, что мне на это начхать, что он является членом Военного совета и что он одновременно является комиссаром, — вот вам ответ настоящего комиссара».

На этой почве Мехлис даже пошел на конфликт с заместителем наркома обороны начальником управления по начсоставу РККА армейским комиссаром 2-го ранга Щаденко. Последний был одним из наиболее активных проводников репрессивной политики, но и его обеспокоили масштабы арестов и увольнений командиров различных степеней. Отталкиваясь от решений январского пленума ЦК ВКП(б) 1938 года «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков», он дал указание военным советам округов, начальникам центральных управлений НКО и начальникам военных академий пересмотреть все представления на увольнение комначсостава, всесторонне проверив основательность имеющегося порочащего материала. Представлять к увольнению следовало только после подтверждения компрометирующих данных. Необоснованно уволенных предписывалось вернуть в РККА. Отдельным пунктом директива требовала «изъять из личных дел восстановленных в РККА не подтвердившиеся компрометирующие их материалы (характеристики, досрочные аттестации и т. п.). То же сделать и в отношении комначсостава, представленного, но не подлежащего увольнению в силу неосновательности мотивов». [79] Репрессии в Красной Армии (30-е годы). Сборник документов из фондов РГВА. Наполи, 1996. С. 292.

Мехлис не только оставил на документе помету: «Считаю этот пункт неправильным», но и оспорил его. В письме в ЦК ВКП(б) и на имя наркома обороны он высказал пожелание «немедленно отменить этот явно враждебный приказ тов. Щаденко». Требование при рассмотрении дел посылать ответственных работников на места для расследования и обязательно вызывать увольняемых для личной беседы он квалифицировал как «недопустимую затяжку и волокиту при разборе дел». А изъятие из личных дел всех не получивших подтверждения компрометирующих материалов назвал тормозом в деле избавления Красной Армии от врагов: «Такой очисткой личных дел создается полная безответственность в изучении людей и условия для укрывательства врагов».

Не сумев настоять на своем, начальник ПУ РККА на практике саботировал приказ Щаденко и требовал этого же от подчиненных. «По линии политработников я не позволю изымать материалы из личных дел», — заявил он на упомянутом выше Всеармейском совещании политработников. Там же он во всеуслышание назвал «дурацкой вещью» еще одну директиву Щаденко, направленную командующим войсками округов и требовавшую прислать в управление по начсоставу РККА партполитхарактеристики и служебные отзывы на командиров от капитана до комбрига для их изучения и выдвижения. Эту директиву он расценил как непозволительное командование партийными организациями.

Таким образом, начальник ПУ и заместитель наркома обороны публично призывал командно-начальствующий состав не выполнять приказы старшего начальника, такого же, как он, заместителя наркома. Трудно найти более убедительный пример того, насколько серьезную опасность несла такая линия поведения принципам единоначалия, интересам укрепления воинского порядка и дисциплины. И дело здесь, как может показаться, не только в личности самого Мехлиса. Вмешательство военкомов в оперативную деятельность командиров, гласный и негласный надзор за ними были обычной, общераспространенной практикой, подрывавшей авторитет командира, начальника, расшатывавшей устои воинской службы.

На Всеармейском совещании политработников в апреле 193 8 года Мехлис, назвав комиссаров «именинниками» этого совещания, напомнил им слова Сталина о том, что «комиссар — глаза и уши партии и правительства». Между тем, заметил докладчик, многие из них до сих пор чувствуют себя на положении помполитов (то есть помощников командиров по политической части). С таким положением свыклись сами новоиспеченные комиссары, оно устраивает и командиров. С этим теперь должно быть покончено, торжественно провозгласил начальник ПУ. Поскольку военный комиссар есть представитель партии и советской власти в части, то «вы обязаны по делам проверять и судить о всех политических и командных работниках, в том числе и о командире».

Командный состав, таким образом, ставился под контроль комиссаров, гласный и негласный. В Политуправлении РККА в составе отдела руководящих партийных органов было создано отделение по изучению политико-морального состояния командиров и начальствующего состава, где аккумулировалась вся негативная информация об этой категории руководителей. Совершенно секретной директивой начальникам политуправлений округов, армий, комиссарам и начальникам политорганов соединений, частей и учебных заведений от 17 апреля 1938 года Мехлис предписал два раза в год (к 1 июня и 1 декабря) представлять ему подробные политические характеристики на командиров частей и соединений, начиная с полка и выше. Категорически требовалось обеспечить строжайший режим секретности — характеристики писать от руки, копий не оставлять и даже не ставить в известность свое непосредственное руководство. Мехлис особо обратил внимание: «Политхарактеристики представляются комиссарами дивизий, бригад и корпусов непосредственно (подчеркнуто Мехлисом. — Ю. Р.) в Политуправление на мое имя без предоставления их в округ».

Соответственно функциям подбирались и их исполнители. Надо ли удивляться после этого, что комиссары в своем большинстве не только не сумели защитить своих командиров от репрессий. Более того, многие из них инициировали позорные разбирательства и возглавляли борьбу с пресловутыми «врагами народа».