Сергей Кремлёв - Если бы Берию не убили... Вечная память!

Того же Хрущёва, например, да и Молотова, Микояна и других Сталин к атомной и ракетной проблемам не привлекал — в том не было нужды. Но и формально посвящённые (исключая плотно работавшего в Специальном комитете Первухина) не очень-то интересовались текущим и перспективным состоянием дел — рабочую лямку тянули по «атомным» делам Берия, Курчатов, Ванников, Завенягин, а по ракетным делам — Берия, Устинов, Рябиков, Куксенко, Королёв…

Обращаю внимание читателя на следующие строки из письма Берии: «Я тебе (т. е. Маленкову. — С. К.) вскользь докладывал и поручил составить для Правительства подробный доклад о состоянии наших атомных дел».

С одной стороны, Маленков, как многолетний член Специального комитета, а с марта 1953 года — и Председатель Совмина СССР, мог бы знать всё и без доклада Берии. То же можно сказать о Булганине.

С другой стороны, Берия, как видим, отдавал себе отчёт в том, что в новых условиях, когда нет Сталина, нельзя иметь такую ситуацию, когда члены высшего руководства не осведомлены об уровне разработок и состоянии наших новейших стратегических вооружений. Поэтому Берия и поручил составить для правительства подробный доклад «о состоянии наших атомных дел», а заодно — и ракетных.

Далее в письме Маленкову он писал:

«По «Беркуту» испытания закончены удачно. Теперь всё дело обеспечить производство в серии и соответствующими кадрами, и в этой области делается очень много соответствующими министерствами. Главное, на основе «Кометы» и «Беркута» есть колоссальные возможности дальнейших улучшений в области управляемых снарядов как в смысле точности, так и по скорости и дальности. Специальный доклад готовится для правительства. Это оружие надо двигать вперед, это настоящее будущее, которым надо вооружить армию нашей страны. США и Англия придают этому исключительное значение. Повторяю, всё это достигнуто потому, что этого хотели партия и правительство, но хотел сказать, и тут мы совместно работали…»

Через насколько дней, на антибериевском пленуме, Берию будут заочно обвинять в том, что он якобы скрывал от правительства и ЦК новые работы, однако на самом-то деле Берия действовал прямо противоположно. И это было залогом того, что важные оборонные проблемы Берия — если бы его не убили — выносил бы на общее рассмотрение и старался бы решать их коллегиально.

Хрущёв поступал иначе — впоследствии он, без привлечения экспертов, просто-таки обрушивал на головы военных и оборонщиков свои «инициативы» — плохо или вовсе не продуманные. И поэтому даже те идеи Хрущёва, которые были объективно разумными, в хрущёвском исполнении чаще не укрепляли, а разрушали оборону.

Даже ракетные проблемы в их оборонной постановке Хрущёв — заядлый энтузиаст «внедрения» ракет — решал не лучшим образом, как не лучшим образом он провёл сокращение Вооружённых Сил СССР.

Нельзя отрицать, что в области обороны Хрущёв имел достаточно верные приоритеты, а именно: он понимал необходимость всемерно развивать ракетно-ядерную компоненту Вооружённых сил, усиливая её сдерживающие качества, а при этом сокращать обычные вооружения. Но в жизнь эти принципы Хрущёв проводил с такими искажениями, что получал вместо положительных результатов негативные.

Так, с огромными социальными издержками было проведено сокращение армии на 1 миллион 200 тысяч человек. В среде офицеров тогда бытовала поговорка: «Суд чести — и миллион двести».

Если бы Берию не убили, то он — с его-то вниманием к интересам честных рядовых граждан страны — и реформу армии провёл бы без ломки многих тысяч человеческих судеб, и оборону оптимизировал бы.

В то же время вопросы обороны решались бы при Берии без того расточительства, которое стало характерным для времён Брежнева. Например, в брежневские времена неоправданно разбухла номенклатура как ракетного оружия — от стратегического до морского, так и номенклатура ядерного оснащения этого оружия. Здесь проявились те тенденции местничества и желание получить лишнюю Золотую Звезду или лауреатскую медаль, которые начали проявляться уже во времена позднего Хрущёва, а в брежневскую «эпоху» расцвели махровым цветом.

Берия, свернувший строительство даже народнохозяйственных объектов, которые не были нужны первоочередным образом, Берия, который вводил в жёсткие экономические рамки разбухшие запросы атомщиков, не позволил бы расходовать на оборону больше, чем того требовали интересы советского общества.

К середине «брежневских» 80-х годов за счёт послесталинских оборонных усилий — впервые в истории России и мира — была фактически ликвидирована угроза внешней агрессии против России. Такими могучими были наши тогдашние возможности гарантированного возмездия.

Увы, на обеспечение этого положения вещей было затрачено намного больше сил и средств, чем нужно было. Ведь понятие «оптимизация» и для Хрущёва, и для Брежнева были пустым звуком.

Для Берии же оптимизация была повседневным принципом в любом деле, которым он руководил.

Безопасность СССР и при Берии оказалась бы такой же нерушимой, абсолютной, какой она стала к 80-м годам реально. Она покоилась бы, как это и было на самом деле, на фундаменте могучих ракетно-ядерных вооружений. Однако народы СССР под руководством Берии добились бы этого меньшей ценой — за счёт оптимизации обороны.

Наконец, надо сказать, пожалуй, и ещё об одном тонком обстоятельстве…

Хрущёв в своём заговоре против Берии опирался на военных — он привлёк генералов не только к обеспечению заключения Берии и фальсификации суда над ним, но и к самому его аресту. Тем самым Хрущёв неизбежно повышал роль генералитета в политической жизни СССР.

И это была очень нехорошая деталь.

Довоенный заговор в руководстве РККА во главе с Тухачевским, Уборевичем и Якиром носил явно бонапартистский характер (характерно, что о бонапартизме, например, Уборевича, поговаривали в Сибири ещё в 20-е годы). Идея-фикс Тухачевского — это, по сути, военная хунта.

Конечно же, ничего у «красных бонапартиков» не вышло бы — лишь недостаточное политическое развитие не позволяло понять это им самим. Однако вреда России эти «бонапартики» могли принести много. Сталин выжег язву заговора в РККА по необходимости жестоко, но, похоже, не до конца. И, похоже, провалы 1941 года не в последнюю очередь объясняются «отрыжкой» заговора Тухачевского.

Политические амбиции и претензии военных — это всегда опасно и антиобщественно, если только военные не оказываются на самом острие политического процесса в результате или того, что их туда выдвигает общество (пример де Голля во Франции), или того, что военные объективно выражают сокровенные чаяния общества (пример Насера в Египте).