Виктор Топоров - Жёсткая ротация

А завалив сессию, власть запаниковала настолько, что чуть было не ушла в «академку», а то и вовсе — на все четыре стороны. Однако все-таки не ушла, а «уйти её» в принудительном порядке ни у кого из тех, кто этого хотел, не получилось, хотя хотели многие; пересдала — уже весной — экзамены, ликвидировала «хвосты» и обошлась в итоге без отчислений из института. Без отчислений за неуспеваемость, по меньшей мере. Потому что ровно год спустя — перед началом нынешней зимней сессии — отчислили единственного на весь «поток» отличника. Чтобы не выеживался.

Второй этап «монетизации» начали, загодя запасясь шпаргалками и, главное, деньгами на непредвиденные расходы. Чтобы нашлось что вложить в зачётку, подсовывая её придирчивому экзаменатору. Чтобы никто, кроме разве что нацболов (но и на них найдётся управа), не взялся в канун птичьего гриппа за тухлое яйцо. И первая реакция экзаменующего электората и впрямь оказалась более или менее сносной: ну, подорожало тону, это… ну, третье, четвёртое, пятое и двадцать пятое… Да только нам не привыкать! Но как приходится сдавать раздельно политэкономию капитализма и политэкономию социализма (а есть ещё «экономика переходного периода», на дрожжах которой растёт разве что сам Егор Гайдар), так и всеми правдами и неправдами нивелированная на внутреннем рынке «монетизация» обернулась на внешнем новой угрозой развесёлому студенческому житью-бытью: из института, положим, уже не исключат, а вот из «большой восьмёрки» — за милую душу. И станет она тем, чем ей и положено быть, — «большой семёркой».

«Монетизация» на внешнем рынке получила название «газовая война». У газовых войн, как известно, есть пренеприятная особенность: никогда не знаешь, в какую сторону подует ветер. И дует он зимой, похоже, все-таки в нашу.

Триумфальная победа над Украиной, провозглашённая нашими «троечниками» и, естественно, подтверждённая малоросскими оппозиционерами, представляется все же крайне сомнительной. На данный момент мы подписали не договор, а протокол о намерениях (а в традициях украинской стороны — смягчение суровых договоров с Россией необязательностью их соблюдения) и тут же продолжили гнать по трубам дешёвый газ, окончательно закрыв глаза на то, что его вдобавок воруют, воровали и воровать будут. Впрочем, нам с вами от этого воровства и всей (нефте) газовой вакханалии не жарко и не холодно: миллионы наших сограждан, вложившие тринадцать лет назад недоброй памяти ваучеры в акции «Газпрома», получают дивиденды в размере одного-двух рублей в год!

Спецоперация прикрытия — спешно развязанная газовая война с «семнадцатой республикой» бывшего СССР Болгарией — не избавляет от ощущения конфуза: на нас прикрикнули (Кондолиза Райс — публично, а президент Буш — грозным шёпотом) — и мы поджали хвост. И продолжаем топырить пальцы веером исключительно на внутреннем фронте.

А что касается «рыночной цены» на поставляемый монополистом газ, то, как справедливо подметил отличник Илларионов, она определяется не диктатом производителя и поставщика (и не совокупным платёжеспособным спросом), а только стоимостью альтернативных источников энергии на том или ином внутреннем рынке. За что его — в канун зимней сессии — и отчислили.

2006

Поскольку главной политической новостью второй половины января чуть ли не официально предложено считать крещенские морозы, поговорим о погоде. О климате. О политическом климате, разумеется.

Каждая цивилизация формируется, учил Тойнби, как ответ на вызов. Как ответ на вызов природных условий прежде всего, главным из которых — особенно поначалу — является как раз климат. Тогда как о запасах нефти и газа (или об их отсутствии) возникающая цивилизация задумывается лишь в последнюю очередь. Традиционно считается, что северяне (вынужденно) трудолюбивее, а от этого злее (и, соответственно, воинственнее) южан и отличаются куда меньшим вкусом к неге, холе и всевозможным чувственным удовольствиям — одним словом, горячие финские парни, любящие водку, сауну и купание в Красном море. В этом контексте новая русская мода на Куршевель имеет выраженно провокационный и даже антицивилизационный характер: от добра добра не ищут. Улетаешь из России на юг за снегом — получи на родине по полной программе!

Напоминание о том, что Россию в 1812-м и СССР в 1941-м спасли морозы, греет душу, но вызывает недоуменный вопрос: а от чего нас спасают в 2006-м? Если от Горнолыжника на третий срок, то это едва ли. Скорее уместно задуматься над тем, что в последние пятнадцать лет Россию спасали не морозы, а ровно наоборот — их отсутствие. После январских холодов 1991 года и «павловского» обмена денег — на которых (и на котором) подорвался СССР, постреляв для виду в Риге и в Вильнюсе и напоследок, уже в августе, поскрипев танковыми гусеницами в Москве, — зимы стояли на диво тёплые. А вы только представьте себе крещенские сорокаградусные морозы в 1992-м, под мудрым руководством Гайдара, на фоне только что запущенных горе-реформ и под аккомпанемент ельцинских заверений в том, что дело пойдёт на поправку где-нибудь осенью! Или в 2000-м — через пару недель после новогодней «загогулины»! Или в любой другой год в промежутке!

В принципе, морозы дело нормальное. Не стихийное бедствие, в любом случае. Да ведь и стихийные бедствия, даже катастрофические, — дело в общем-то, как это ни прискорбно, тоже нормальное. Цивилизация, учил Тойнби, умеет находить ответ на любые вызовы — или она прекращает существование именно как цивилизация. Какие же ответы мы за столько веков в суровом северном и столь же свирепом политическом климате нашли?

Надежда на милосердие Господне — ответ первый (в несколько кощунственном низовом варианте: бог не выдаст, свинья не съест). Надежда на пресловутый авось. Надежда на начальство. С этого места, пожалуй, поподробнее. Надежда на начальство (приедет — разберётся), пусть и осложнённая недоверием к начальству промежуточному (по принципу: царь хороший, вот только бояре у него плохие), почему-то никогда не распространяется на самого государя. Даже в войну больше надеялись не на Сталина, а на Жукова. Даже в Армению на землетрясение летал не Горбачёв, а Рыжков (где и получил прозвище «плачущий большевик»). Последнее делегирование всенародных упований богопомазаннику обернулось 9 января 1905 года Кровавым воскресеньем.

Итак, в нашей цивилизации принято надеяться отчасти на Спасителя, отчасти — и куда в большей части — на Спасателя. На князя Пожарского, на фельдмаршала Кутузова, на генерала Шойгу. Сегодняшняя ситуация — далеко не столь катастрофическая, чтобы трубить об этом круглыми сутками во всех СМИ, — усугубляется паническими настроениями, а они, в свою очередь, вызваны тем, что в роли Спасателя на сей раз — по должности — выступает не просто Антиспасатель, но прямой Погубитель. И хотя этот погубитель на букву Ч. ничего ещё у себя в электроэнергетике не сгубил (за последние две недели, разумеется, — а не вообще ничего), никто не верит в то, что он сумеет, пересилив себя, удержаться от какой-нибудь пакости.