Жанна Голубицкая - Репортажи со шпилек

— Сама шлюха! Чего уставилась-то? Мужика, что ли, не видела, корова старая?

Итальянка не понимает или делает вид. Не зря же она трудится в отеле, где постоянно останавливаются русские челночницы.

Нахожу центр Болоньи и с удивлением обнаруживаю, что кругом все закрыто — и магазины, и кафешки.

— Siesta! — объясняет мне молоденькая итальянка, запирая свою пиццерию. От нее же я узнаю, что теперь точки общепита откроются только после 16.00. Но я страшно хочу «манджаре» и захожу в супермаркет — хоть супермаркеты в Италии не предаются сиесте с часу до четырех! Выхожу из магазина с пакетом, в нем бананы и питьевой йогурт. Тут из ближайшего офиса, оживленно болтая по сотовому, выплывает лысый пожилой господин в дорогом костюме. Видит меня, немедленно прекращает разговор и направляется ко мне:

— Tu Italiano? (Ты итальянка?)

— No! No capito! Io Russo! (Нет, не понимаю. Я русская. — Авт.)

Едва услышав, что я из России, престарелый синьор, к моему большому удивлению, переходит на хороший английский и весьма деловой тон:

— So, what do you think if we spend time together? (Итак, как вы смотрите на то, чтобы провести вместе время? — Авт.)

— What do you mean? — удивляюсь я. — And when? (Что вы имеете в виду? И когда?)

— I mean sex. Right away, ‘cause I have siesta-break now. I’ll give you a gift. (Я имею в виду секс. Прямо сейчас, так как у меня перерыв на сиесту. Я вас отблагодарю.)

— Shame on you! Look at the mirror! (Как вам не стыдно! Посмотритесь в зеркало!) — восклицаю я в сердцах, совершенно забыв, что я теперь сговорчивая и небрезгливая челночница.

— Strange! (Странно!) — пожимает плечами синьор. — Аll Russian girls are usually happy to do this for gift! (Обычно русские девушки счастливы сделать это за подарок!)

Обескураженная, бреду со своими бананами назад в отель. Соня уже освободилась, хвастается мне, что за час заработала триста евро:

— Я ему сразу сказала: не меньше двухсот пятидесяти и деньги вперед. Он сразу, как в номер вошли, три сотенных бумажки мне отсчитал. Я ему: сдачи нет! А он: и не надо! А сам уже ручонки шаловливые мне под юбку тянет. И не мучил меня особенно, только слюнявый очень. Всю облизал с головы до ног. А потом дернулся туда-сюда по-быстрому — и опа! — три сотни евро в моем кармане! Удача!

В ответ с возмущением рассказываю про престарелого ловеласа:

— Ему уже о душе надо думать, а он все туда же — перепихнуться в обеденный перерыв за гифт!

— А какой гифт? — деловито осведомляется Соня.

— Да я как-то не спросила…

Сокамерница смотрит на меня внимательно:

— Слушай, а раз ты такая цаца, зачем ты вообще к нам прибилась, а?

— Да я не цаца, — пытаюсь оправдаться я, — я бы сама с удовольствием… Но не с дедом же! И не с жирдяем с красным носом! Боюсь, меня стошнит прямо на него.

— А я всегда в этот момент глаза закрываю и думаю о том, сколько всего смогу на эти деньги купить, — делится Соня. — И так сразу хорошо становится, прямо до оргазма!

Подлинный Милан — это не именные бутики и не Неделя моды, а то, что от них осталось. И это — то самое «добро», за которым мы, челноки, сюда приехали. «Добро» продается в аутлетах — магазинах, торгующих нераспроданными остатками дизайнерских коллекций с существенными скидками. Аутлеты сосредоточены за пределами города — на огромном пространстве под открытым небом. Все это похоже на «Диснейленд» для шопоголиков. Но цены в нем не низкие. Это хоть и распродажа, но все-таки одежда от именитых кутюрье. Милан — наша последняя точка шопинга, денег отчаянно не хватает, так как все «целевики», кроме меня, уже изрядно закупились во Флоренции и Болонье.

Вечером наши «целевички» Катя и Вера ведут нас с Соней в местный салон красоты, они бывают тут каждый приезд.

— Да у меня уже денег почти нет, какой на фиг салон! — упирается Соня.

— Пойдем, не пожалеешь! — настаивают коллеги.

Хозяин салона (он же, судя по всему, и парикмахер, и маникюрщик в одном лице) смахивает уже не на пьянчужку Джузеппе, а на самого Буратино. Мелкий, нескладный, вертлявый и носатый, зовут Дино. Он сразу же начинает втолковывать что-то на итальянском нашей Кате, Соня напряженно прислушивается. На неискушенный слух в плавной итальянской речи постоянно выскакивает русская фамилия — Ломакина.

— А кто такая эта Ломакина, что он о ней постоянно говорит? — наконец не выдерживает Соня. — Она что, дешевле сдает товар?

Среди продавцов итальянских магазинов полно русских теток, поэтому Соню можно понять: она подозревает наличие между Буратино и Катей коммерческого секрета, как-то связанного с русской гражданкой Ломакиной. Но все оказывается куда проще:

— Тундра! — повторяет свое коронное в отношении Сони определение наша продвинутая Катя. — Не Ломакина, а lomaccina. Это по-итальянски машина. Дино говорит, что у него на примете несколько синьоров на дорогих машинах. Он может познакомить — условия как всегда.

Через какое-то время из контекста беседы я отчетливо понимаю: Буратино — натуральный сводник! И промышляет подкладыванием русских челночниц под обеспеченных итальянских мужиков за небольшую мзду. Впрочем, обеспеченные — это громко сказано. Двести пятьдесят евро в Италии найдется даже у безработного. А уж на русскую красавицу и подавно. Так что наш Дино — эдакий миланский Петя Листерман со скидками, стоковый вариант.

— И почем он берет за выгодное знакомство? — любопытствую я у Кати.

— Да ерунда, — откликается Катя, — двадцатку евро пришлешь ему. Ну или обслужишься в салоне на ту же сумму. А то к бедняге никто не ходит, кроме нас.

В салоне у Дино, и правда, посетителей не наблюдается, хотя мы сидим у него уже почти час.

— В прошлый приезд Дино мне такого жирного итальяно на новой «Ауди» подогнал, тот мне с ходу пятихатку отвалил, — мечтательно вспоминает Вера. — Я сразу хорошую партию джинсов «Труссарди» взяла. А я за это только маникюр у него сделала и укладку, на 25 евро всего.

— Дино, но молто векья ломакина! — строго говорит Катя Буратино.

— Что такое векья ломакина? — любопытствую я. — Вековая что ли? Старинная?

— Ну почти, — смеется Катя. — Я ему говорю, что у мужика должна быть не очень старая машина. Итальянец при деньгах никогда не станет ездить на развалюхе, у них это позором считается.

— Ага, а потом прямо в этой ломакиной можно все и обтяпать, — добавляет Верка. — Неудобно, зато быстро.

— А я не люблю в машине, как-то даже неприлично, — говорит Катя. — А ты, Верка, прямо не «целевая», а плечевая! Как можно в машине? Фи!

Дино-Буратино вертится вокруг нас, ожидая, когда Катя переведет ему хотя бы слово. Интересно, в курсе ли он, что девушки абсолютно не стесняются своей «смежной работы»?

Из салона, сопровождаемые парикмахером, мы отправляемся в местную пескаторию — рыбный ресторан. Дино уверяет, что это самый популярный среди коренных миланцев ресторан. Там, по обещаниям сводника, нас найдут те самые «синьоры на дорогих ломакинах». Я не оставляю надежды все же устроить в Италии личную жизнь, хотя в результате полученных впечатлений уже не уверена, что осилю синьора в постели.