Итоги Итоги - Итоги № 50 (2012)

— Некоторые ваши коллеги убеждены, что лидеры Болотной слили протест.

— Да, Эдуард Лимонов уже целый год трындит, что если бы мы не увели людей 10 декабря прошлого года с площади Революции на Болотную, то была бы революция, а не «болото». Полная чушь! Даже если бы мы коллективно сошли с ума и призвали людей штурмовать Кремль, то на стены полезли бы от силы человек десять. Во главе с Лимоновым. Люди, которые выходили на митинги, и это зафиксировали все опросы, были в подавляющем большинстве против насилия. Люди хотят перемен, но не хотят революций. И это очень важно понимать, чтобы адекватно оценивать ситуацию.

— Судя по заявлениям близких к Кремлю политологов, власть убеждена в том, что протестная волна закончилась. Власть права?

— В тактическом плане скорее всего — да. Мне кажется, в ближайшее время такая же масштабная акция, которая была на Сахарова, маловероятна. Возникло определенное равновесие. Власть ослабла, но у нее пока достаточно ресурсов. Гражданское общество усилилось, но не настолько, чтобы обеспечить перемены. Однако в стратегическом плане власть ошибается. Соцопросы показывают рост протестных настроений, рост недовольства. Это волнообразный процесс, за спадом обязательно последует всплеск. Мы не знаем, когда, и не знаем, что его спровоцирует — политические события, рост цен, техногенная катастрофа, что-то иное. Но этот новый всплеск обязательно будет.

— А от оппозиции, от ее лидеров можно ждать креативных шагов?

— Под креативом у нас обычно понимают лозунги, карикатуры и цвет шариков. Или предложения типа: «Давайте пойдем не вдоль, а поперек». Не по той улице, а по этой, потому что по этой мы еще не ходили... Все эти «креативы» ничего не дадут, потому что в них нет содержания. Я не претендую на яркий креатив, но сформулировал стратегию, которой будет придерживаться РПР — ПАРНАС в следующем году: «Выборы. Улица. Принципы». То есть улица тоже важна. Надо выходить на улицу. Но нельзя ограничиваться только улицей. Оппозиции необходимо идти в регионы и участвовать в местных выборах. Ведь это не только борьба за голоса и мандаты, это возможность работать со страной. Если протестное движение продолжит вариться в кастрюле Садового кольца, о нем никто не узнает. Мы определили для себя 23 региона и уже приступили к предметной подготовке к выборам — созданию штабов, поиску кандидатов, их обучению и так далее. Ну и третья составляющая — пропагандистская работа. Пропагандировать наши идеи, нашу программу — вот чем нужно заниматься помимо митингов и креатива на них.

— Вопрос к вам не только как к политику, но и как к историку. Грядет столетие Октября 1917-го. Не придется ли нам по примеру наших предков, жалевших о России, которую они потеряли, с ностальгией вспоминать эпоху недавней стабильности?

— Замечу как историк, что у ностальгии по николаевской России были веские основания. До 1914 года это была страна с самыми высокими в мире темпами экономического роста, с высокой культурой, с наукой мирового уровня. Страна, которая в значительной степени была правовым государством. Путинская же Россия запомнится потомкам как страна с низкими темпами роста, особенно в последние пять лет, страна всепоглощающей коррупции, правового произвола и беззакония, деградирующих науки и культуры, социальной несправедливости. Так что сегодня ностальгировать особо не о чем.

— Но как показывает исторический опыт, никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.

— Это правда. Однако основную ответственность за возможное ухудшение несет власть, искусственно исключившая общество из процесса управления. Ту же самую ошибку сделал Николай II, когда сначала даровал стране конституцию, а потом де-факто ее отменил. В итоге — развал власти, инфраструктуры, армии. И полная дискредитация царя и царской семьи. В этом смысле наша ситуация очень напоминает преддверие 1917 года. К счастью, у нас нет мировой войны, которая ввергла тогда страну в хаос. Но ситуация тревожная. Страна крайне хрупка и неустойчива по отношению к серьезным шокам.

Андрей Камакин

С другой стороны

Михаил Леонтьев: «Протест рассосался за полной своей бессмысленностью»

— Михаил, с первого митинга на Болотной прошел год. Каков сухой остаток?

— Протест рассосался за полной своей бессмысленностью. Самим «болотным» стало скучно, противно и неинтересно. Во-первых, исчезли веселье, задор, исчез креатив, даже в тех убогих формах, в которых он существовал сначала. Во-вторых, выяснилось, что ими пытаются руководить люди, которых они считают за г...но, потому что они все на свете считают за г...но. Достоинство или недостаток этой публики заключается в том, что она не признает открытого руководства собой.

Интернет-публикой можно манипулировать, и довольно легко, правильно выбрав момент и тему, но ею совершенно невозможно руководить. Поэтому выборы в Координационный совет в широком смысле означают «расхомячивание» протеста. Протест «расхомячился» — значит рассосался.

— У протеста разные лица...

— Примкнувшие и приплывшие туда радикальные элементы непосредственно к этому протесту и к этим вождям никакого отношения не имеют. Разного рода и интенсивности «нацики» и прочие придают некую живость процессу, но еще более ускоряют его аннигиляцию, потому что эти люди не нужны ни «хомякам», ни прежним вождям. Зачаточные формы национал-социализма, которые функционируют там на месте бывшего креативного класса, не нужны даже национал-социалистам, потому что настоящий национал-социалист выглядит иначе.

— Посмотрим на ситуацию с другой стороны: где и как родилась идея митинга на Поклонной в феврале этого года?

— Меня пригласили, и я пришел не задумываясь. Все остальные тоже пришли не задумываясь. В этом смысле хочу заметить: вообще не имеет значения, где, как и у кого родилась эта идея, даже если это случилось в подвалах Лубянки. Если люди откликнулись с удовольствием и сразу, если продолжают быть абсолютно уверенными, что правы, и я считаю, что обоснованно, то какая разница, где она родилась?

— Кто именно вас пригласил?

— Кто-то из оргкомитета, точно не помню. Но я бы и сам пришел. Ведь лидеры «хомячков» думают, что нас нет в природе. Вся их жизнь построена на том, что нас нет и быть не может, что мы порождение сурковской пропаганды.

— Почему не слышно о новых провластных митингах?

— Сейчас? А зачем? Митинг на Поклонной был мотивирован. Он был митингом протеста против биологической, в какой-то степени психологической агрессии. Эти люди заявили, что они одни-единственные, и больше никого на свете нет, потому что мы — сырковая масса.