Сергей Лойко - Шок и трепет. Война в Ираке

На многих балконах, на крыше пандуса второго этажа и в садике во внутреннем дворе зарычали генераторы. Гостиница провоняла бензином, как автосервис на заднем дворе моего дома на ул. Правды в Москве. Родные запахи вызывают моментальный приступ сентиментальности, который легко глушится близкими раскатами взрывов.

Больше не работает международная связь. Репортажи, фотографии, разведдонесения и прочую информацию теперь можно передавать только по полузапрещенному спутниковому телефону.

В Багдаде ничего нельзя, но за деньги можно все.

Я не верю, что Саддама нельзя было купить. Вспоминаю советский анекдот времен «холодной войны» про парижских проституток. Гида, который все время таскает советскую делегацию по злачным местам, спрашивают, есть ли в Париже женщины, которые не продаются. Конечно, отвечает гид, только они стоят дороже.

Так вот я не верю, что Саддама нельзя было купить. Так много людей остались бы живы. Но кого из властей предержащих когда-либо интересовали люди, хоть на этой стороне глобуса, хоть на той? Производство оружия и добыча нефти гораздо важнее. И выборы.

Есть тут, однако, свои отличия. Американцы по политическим и экономическим мотивам воюют в Ираке, а другие по тем же мотивам воюют в своей собственной стране.

В «Палестине» четыре лифта. Работает три. Но один из них — сумасшедший. Он никогда не остановится там, где нужно. Иногда вообще не останавливается. Журналисты все равно ездят на нем и заключают пари на номер этажа. В лифт одновременно вмещается около 10 журналистов, пять подтекающих пластиковых канистр с бензином (в Ираке железные канистры разрешено использовать только для военных нужд) и 15–20 зажженных сигарет одновременно.

Я не езжу в лифте. Я хожу пешком. Уже достиг того, что перестал потеть, доходя даже до 17-го этажа. Если выживу, то даю себе слово, что покорю Эверест с неудобной стороны. Юра все время ездит в лифте. Его можно понять. Он такой тощий, что, кажется, состоит из одного позвоночника, на который намотано с десяток камер.

Я объясняю Юре, что лифт в любую минуту может превратиться в братскую могилу, если бомба упадет на гостиницу и отключится генератор. Но Юра ничего не боится. Он в этой стране уже очень давно и просто устал бояться.

С северных окраин Багдада, где находится элитная дивизия Национальной гвардии под названием «Хамурапи», доносятся звуки страшной бомбежки, которая не прекращается ни на минуту. На юге города располагается гвардейская дивизия «Медина». Там тоже бомбят сегодня целый день. Американцы расчищают себе пути для штурма.

Поразительно, что несмотря на непрекращающиеся бомбежки абсолютное большинство населения Ирака и Багдада в первую очередь пребывает в полном неведении о том, как идет война. Большинство думают, что Ирак выигрывает войну и она скоро закончится. Хотя, конечно, большинство в этой стране никогда не думает то, что говорит.

Министр информации Эль-Сахаф не зря так доволен собой все время, что лоснится от счастья на каждом брифинге.

Американцы начали бомбить телефонные станции. Не очень понятно, зачем им это нужно. В стране и так никто не знает, что на самом деле происходит.

Министр обороны Султан Хашем Ахмед заявил сегодня, что войска США окружат Багдад в течение следующих десяти дней, что полностью вписывается в планы иракского руководства, потому что тогда начнутся долгожданные уличные бои. «Багдад станет кладбищем для врагов», — зловеще закончил свое выступление свирепого вида министр.

В районе Юсифия, в 50 км к югу от Багдада, разбомбили поселок дорожных строителей. Уничтожено несколько домов мирных жителей. В поселке стояло множество бульдозеров, тракторов, экскаваторов, асфальтоукладчиков и другой дорожной техники. Теоретически американцы в условиях продолжающейся песчаной бури могли принять ее за военную технику. Иначе бомбежку объяснить очень трудно. Погибло 25 человек. Десятки ранены.

В три часа должен был состояться брифинг представителя Министерства обороны с последними цифрами боевых успехов, но собравшиеся журналисты вынуждены были удирать что есть духу, когда над министерством пролетел самолет и с крыши министерства начала палить «Шилка» (старая советская зенитная установка).

Через несколько часов первая бомба упала на министерство. Больше нам туда ходить не надо. Мы с Юрой выпили по этому поводу. Министерства Правды больше нет. Осталась одна «правда», которая в виде сотрудников министерства вся перетекла в нашу гостиницу.

Мой перевербованный стукач и переводчик Ахмед живет в моем свободном номере на шестом этаже. Он отвез свою семью на север. В деревню в 70 километрах от Багдада. Считает, что там безопаснее.

Журналистам объявили новые правила. Они могут держать спутниковые телефоны у себя в номерах, но пользоваться ими только в присутствии представителей пресс-центра. Ну это понятно и разумно. А вот другая новость гораздо хуже. Журналистам запрещено самостоятельно передвигаться по городу и пользоваться такси по своему желанию. Журналисты могут держать свои машины, но имеют право ездить только в магазины и в рестораны. Они не могут использовать свои машины для работы. Журналистам разрешено работать только в составе групп и по программе, предложенной Министерством информации. Группы будут перемещаться только в автобусах Министерства информации, которое в полном составе перебралось в «Палестину». Все майндеры — переводчики, работающие на конкретных журналистов, будут отозваны и будут работать только с группами.

Главное правило космонавта и журналиста — не паникуй.

С помощью Ахмеда я добиваюсь встречи с великим и ужасным Удэем Эль-Таем, главным человеком в министерстве, который отвечает за аккредитацию и работу журналистов. Он же и проводил брифинг по новым правилам. Я объясняю Удэю с помощью Ахмеда, что Юра и я готовим огромную книгу о великой борьбе иракского народа против международного империализма и сионизма и что нам необходимо работать по индивидуальной программе.

В завершение беседы я иду на крайнюю жертву: дарю Удэю мое сокровище — маленькую, как зажигалка, «шпионскую» цифровую камеру, сделанную во Франции и подаренную мне накануне поездки моим племянником, парижским адвокатом. Я ей ни разу не воспользовался, чтобы раньше времени не угодить в страшную саддамовскую тюрьму Абу Грейб, о которой ходят леденящие душу легенды.

Эта была последняя капля, которая сломила сопротивление Удэя. Эль-Тай единственный человек из пресс-центра, который носит военную форму. Он свободно говорит по-английски и по-французски. Он долгое время был иракским дипломатом во Франции и обожает все французское. Он единственный человек в министерстве, который не берет взяток. Если бы я предложил ему взятку, Удэй вытащил бы из-за пояса револьвер и пристрелил бы меня как собаку. Но шпионская цифровая камера размером с зажигалку, да еще и французская, сломила его пуританизм и он берет ее! Берет и на моей письменной просьбе ставит визу, что разрешает действовать по индивидуальной программе под полную ответственность Ахмеда.