В. Гартевельд - Песни каторги.

Тень надвигается бурей весомая,
Гонится всюду со мной — лишь ее я боюсь!

Славное море, священный Байкал!
Славный корабль — омулёвая бочка! [16] Омулей — небольшие рыбки Байкальского озера.
Ну, Баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко.
Долго я звонкие цепи носил,
Душно мне было в горах Акатуя!
Старый товарищ бежать пособил:
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Шел я и в ночь и средь белого дня,
Вкруг городов я посматривал зорко.
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Весело я на сосновом бревне
Плыть чрез глубокие реки пускался.
Мелкие речки встречалися мне —
Вброд я чрез них преправлялся.
У моря струсил немного беглец:
Берег крутой, а и нет ни корыта.
Шел я Карчой и дошел, наконец,
К бочке, дресвою замытой.
Нечего думать — Бог счастье послал:
В этой посуде и бык не потонет;
Труса достанет и на судне вал,
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней жить беднякам омулям —
Мелкие рыбки, утешьтесь словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам, —
В бочку полезли бы сами.
Славное море, священный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка!
Гей, Баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко.

В пустынных степях Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащится с сумою в руках.

На ём рубашонка худая
Со множеством разных заплат,
Шапчонка на ём арестантска
И серый тюремный бушлат.

Идет он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют…
Котел его сбоку тревожит,
Сухарики с ложкою бьют.

Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет
И грустную песню заводит,
Про родину-мать он поет.

Бродяга Байкал переходит, —
Навстречу родимая мать…
«Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша!
Живут ли отец мой и брат?»

«Отец твой давно уж в могиле,
Могильной землею зарыт,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами звенит».

Вслед за буйными ветрами
Бог — защитник, мой покров.
В тундрах нет зеленой тени,
Нет ни солнца ни зари.
Вдруг являются, как тени,
По утесам дикари!
От Ангары к устью моря
Вижу дикие скалы…
Вдруг являются, как тени,
По утесам дикари…
Помиритесь вы со мною!
Я — ваш брат, боюсь людей!

Как из Острова [17] Из Сахалина. из проклятого
Я убег, утек через море бурливое…
Да нет силушки, да нет моченьки,
Было мне остаться и сгинуть так, пропадать.

Нет там солнышка, нет там звездочек…
А кровавым светом на небе сиянье горит…
И не слышится песня пташечки,
Только ветер воет и море ревмя ревет!

Разорвал я цепи железные!
Разломал засовы чугунные,
Через море, через горы я бежал!

Вьюги зимние я не боюсь!
Сдохнуть с голоду я не страшусь!
Я тайгою до Амура доберусь!

И не сяду я
За решетки вновь,
Я свободу людям
Своей ценой продам!

Обойдем мы кругом моря,
Половину бросим горя;
Как придем мы во Култук [18] Култук — этапное место. —
Под окошечко стук-стук.
Мы развяжем торботейки [19] Торботейка — сумка. ,
Постреляем саватейки [20] Саватейка — сибирская мучная лепешка. .
Подают нам хлеба-соли,
Подают и параболи [21] Параболь — на языке бродяг — монета. .
Хлеба-соли наберем,
В баньку ночевать пойдем.
Тут приходят к нам старые
И ребята молодые
Слушать Франца-Венцеяна
Про Бову и Еруслана;
Проводят ночь с нами рядом,
Хотя пот течет с них градом.
Сибиряк развесил губы
На полке в бараньей шубе.

Идет он усталый, и цепи гремят.
Закованы руки и ноги.
Покойный и грустный он взгляд устремил
На дальней пустынной дороге.
Полдневное солнце бесщадно палит,
Дышать ему трудно от боли.
И каплет по капле горячая кровь
Из ран, растравленных цепями…

Вот и костер потухает.
Ночь уж подходит к концу.
Звезды бледнее мерцают,
Птички запели в лесу.

Старый товарищ, вставай-ка!
В путь нам пора уж давно!
Хлебушка корку давай-ка
Да и бутыль заодно.

Надо с тобой нам пытаться
Лесом подальше убраться.

Уж на исходе махорка
Да и бутылка пуста!
Хлебушка нет даже корки.
Будь же ты, жизнь, проклята!

Кто-то нам бродит навстречу?
Может чалдон аль купец?
Эх-ма! Без дальние речи
Встречу ножом — и конец!

Эй, подымайся бродяга,
Эй, подымайся миляга!
Живо вставай!

Вот и костер потухает.
Ночь уж подходит к концу.
Звезды бледнее мерцают.
Птички запели в лесу.

Степь, родная ты моя,
Без тебя тоскую я!
В душной избе не уживу,
Сердце рвется в даль!

По горам и по лесам
Побродить по целым дням!
Ложе я в лесу мохом постелю
И как царь я сплю!

Вся страна кругом — моя!
Горы, тундры и тайга!
В страхе все живут:
От меня бегут
Или дань несут.
Я приму и пойду!

Я бродягой уродился
И бродягой я умру.
Я в Рассеи не ужился —
Волей пуще всего дорожу.

Там за синими морями.
За Байкалом далеко,
Там живет моя зазноба —
Не видал ее давно.
Мне бы, братцы, вольной птицей
По ветру туда нестись…
Но без крыльев не подняться
И без них не полететь!

Там в Рассеи всем живется
И вольготно и тепло,
О безлюдьи нет помину,
За селом стоит село!
Хлеб родится всем там вволю,
Солнце светит круглый год.
Но туда нам не добраться,
Там для нас местечка нет!

Златоглавая столица,
Белокаменна Москва!
Русским городам царица
И праматерь им она.
Пушку-царь видать там, братцы,
Колокол Ивана тож.
Но туда нам не добраться —
Далека для нас Москва.