Владимир Бобренев - Без срока давности

Только искал свою выгоду из «дела врачей» не один Берия. Целый ряд странных обстоятельств в разворачивавшемся грандиозном действе наводит на далеко идущие выводы. Начнем хотя бы с того, что столь заурядное дело — о недостаче ядовитых препаратов в лаборатории «X» — поручают вести Рюмину, возглавлявшему следственную часть по особо важным делам Министерства госбезопасности. Разве сопоставимо оно со столь громким, чреватым международными осложнениями делом Рауля Валленберга?

Получается, что все это, вместе взятое, — устранение Абакумова, разрешение тупиковой ситуации со шведом, разработка ядов для воздействия на людей и их устранения, деятельность врачей, обслуживавших самого Сталина и его ближайшее окружение, — звенья одной цепи, то есть должно было по замыслу какого-то могущественного режиссера составить единое целое. Иными словами, стать олицетворением организованного на высшем уровне вредительства, а именно причинение вреда здоровью, сокращение продолжительности жизни крупных политических деятелей партии и государства. Несколько позднее в официальном сообщении ТАСС об аресте группы врачей будут названы их жертвы: А. А. Жданов, В. С. Щербаков. Сам Сталин в беседе с тогдашним министром здравоохранения Ефимом Смирновым добавлял к ним еще и болгарского лидера Георгия Димитрова. Насколько все это обоснованно, одному Сталину, наверное, и было известно.

В то же время каждый из упомянутой троицы при жизни, так или иначе, являлся для Сталина персоной нежелательной. Первые двое — известные политики. Они всегда могли рассматриваться в качестве замены дряхлевшему на глазах вождю. Что же касается Димитрова, то на исходе своей жизни он глубоко переживал личную причастность к чистке Коминтерна, вылившейся в невиданную по своим масштабам расправу НКВД над ведущими деятелями мирового коммунистического движения. Смерть Димитрова удивительным образом совпадает с намерением покаяться, обнародовать правду как о своей неприглядной роли в истреблении элиты мирового коммунистического движения, так и раскрыть зловещую режиссуру Сталина в разыгранной им трагической драме. Сделать это он не успел — помешала смерть, которую он встретил, находясь в окружении советских спецов и светил медицины.

Если ход такого рода рассуждений не лишен смысла, тогда первый акт разворачивавшегося по замыслу Сталина фарса состоял в уничтожении непосредственных организаторов и исполнителей акции в лице Абакумова, Могилевского и кого-то еще с присоединением к ним группы кремлевских медиков. Этим «кем-то еще» мог оказаться, к примеру, хотя бы консультант кремлевской больницы профессор Яков Этингер. Его арестовали одним из первых по обвинению в причастности к смерти Жданова. После того как все тот же Рюмин добился от него признательных показаний, профессор неожиданно умер в тюремных застенках. Ну а дальше? Дальше должен был последовать выход на более крупную фигуру, в чем мы вскоре будем иметь возможность убедиться.

Такой вот расклад сил вырисовывался, когда Рюмин приступил к раскручиванию «дела врачей». Вслед за Этингером на очередном допросе он добился от профессора Виноградова — лечащего врача Сталина — показаний о сотрудничестве кремлевских медиков с американской разведкой и Еврейским антифашистским центром. Дальше посыпались «признания» от остальных кремлевских светил медицины. Усилиями Рюмина «вскрылись» неблаговидные дела медиков, информация о которых, оказывается, давно уже была известна в МГБ, руководство которого не давало ей хода. Участь Абакумова была предрешена.

Как бдительный сотрудник органов, подполковник Рюмин написал обстоятельный рапорт, представлявший собой настоящий донос на своих начальников. В нем руководство следственной части Министерства госбезопасности и лично генерал Абакумов обвинялись в том, что они «смазывают террористические намерения вражеской агентуры, направленные против членов Политбюро и лично товарища Сталина». Инициатива появления компрометирующей бумаги исходила конечно же от Берии и заместителя министра госбезопасности Кобулова. Рапорт этот сначала побывал в руках у Маленкова, а от него посредством бериевских уловок попал на стол к Сталину. Тому же Маленкову, а также Шкирятову, председателю партконтроля, и заведующему отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов С. Игнатьеву было поручено разбирательство по поступившему доносу.

В тот же день Абакумова вместе с полдюжиной других генералов отстранили от занимаемых должностей, а через неделю всех их арестовали. В освободившееся руководящее кресло уселся Игнатьев. Вчерашний подполковник Рюмин получил генеральские погоны и занял кабинет заместителя министра госбезопасности. Первоисточник же всей смуты — «дело врачей» осталось под личным контролем Маленкова и Игнатьева. Возлагавшиеся на него надежды Рюмин оправдал сполна.

Что от всего этого выиграл Берия? Пожалуй, ничего. Больше того — потерял почти все. Дилетант Игнатьев вовсе не считал себя чем-то обязанным Лаврентию Павловичу. И теперь в госбезопасности особо влиятельных людей у Берии, по существу, не осталось. Его позиции при жизни Сталина продолжали стремительно ослабляться. Отнюдь не радужные перспективы ожидали его, уйди «вождь всех времен и народов» в могилу. Ибо он — сам вождь, прочитав донос Рюмина, обронил всего одну, но весьма важную фразу: «В этом деле ищите большого мингрела».

Вот она — разгадка самой большой послевоенной интриги! Кроме Лаврентия Павловича, другого «большого мингрела» в окружении Сталина просто не существовало. Тем самым дана установка на устранение самого Берии, который в «деле врачей» должен предстать главным отравителем страны. Бериевское детище — лаборатория «X» с ее ядами — и кремлевские медики, врачующие высших государственных и партийных деятелей Советского государства, связываются в едином уголовном деле, находящемся в производстве доверенного Сталину человека — Рюмина.

Нужно быть очень наивным, чтобы предположить, будто Берия тотчас же не узнал об этом и не принял упреждающих мер к самосохранению. Сталин перенес несколько сердечных приступов и слабел на глазах. Для всех было совершенно очевидно: если генсек выкарабкается — Берии не жить. А раз так, то главная задача обреченного — помочь вождю отправиться на тот свет. Пользуясь своим положением, Берия запрещает выполнять предписания сидящих за решеткой опытных врачей, назначивших курс лечения Сталину. Повод есть — они враги народа, вредители, в чем сами признались. Значит, им доверять нельзя. Вне всяких сомнений, организованный Берией саботаж лечения сказался на здоровье пациента самым неблагоприятным образом. О стремительном прогрессировании болезни свидетельствует тот факт, что с отчетным докладом на XIX съезде КПСС выступал не генсек, а Маленков. Он же вел и последний при жизни Сталина Пленум ЦК, на котором от имени Сталина официально объявлялось о его старости, немощи и невозможности исполнять те обязанности, которые на нем лежали. Болезнь делала свое дело.