Максим Кантор - Сетевые публикации

Разговоры эти происходят в ожидании войны — эксперты называют дату: 20 июля. Эта дата имеет символическое значение и, по предположениям людей осведомленных, Натаньяху нанесет удар именно тогда. А если и не 20ого, то точно летом, надо успеть до американских выборов. То, что эта война означает конец мирному времени всего западного мира в целом, не сомневается никто.

Сказано было буквально следующее «закончилась эра, закончилась эпоха».

Ференц Мислович (венгерский историк политической философии, профессор Колумбийского университета и Оксфорда), вчера спросил: кто-нибудь мне скажет — мы сейчас находимся в 32-ом году или в 33-ем? И Тимоти Редклифф, доминиканец, ему ответил: мы на пороге нового фашизма, это безусловно.

Но, услышав это, очень трудно было не продолжить — что я и сделал, сказав: «следовательно, все то, что происходило, и что мы принимали как борьбу за свободу, вело нас к фашизму»?

И услышал в ответ «безусловно».

На экране постоянно возникали диаграммы — самые разные: сделали так, что параллельно беседам участники получали цифровое представление о мире — вот так палает производство, вот так будет выглядеть демографическая карта завтра, вот столько потерь в этой сфере экономики, вот такие прогнозы на цены, вот такие перспективы движения рынков, вот сведения — наиболее болезненные, хотя и прочие не веселят — об экологии.

Про демографическую катастрофу России слышали все — но сухие цифры потрясают воображение: население Белоруссии, Украины, России сокращается с астрономической прогрессией, счет потерь на миллионы, превышает любой геноцид. Количество беспризорных детей в семь раз больше, чем во времена Гражданской войны. Впрочем, тогда проблемой беспризорников занимался Дзержинский, а он, как известно, был кровавый палач. Сегодня такого палача не нашлось — и беспризорных детей на порядок больше.

Графики сменялись на экране фотографиями рассерженных толп — в Европе, в Азии, в Африке, и в Москве тоже.

Надо сказать, что вчерашняя толпа на бульварах выгодно контрастировала с общим настроением, явленным на стогнах прочих стран мира. Толпа у нас радостная, люди веселые, в общем, надо отметить, что неким волшебным стечением обстоятельств Россия пока что не втянута в войну. Впрочем, будет втянута. Еще несколько шагов в направлении «западной демократии» — и мы туда войдем, но пока что балансируем на грани, и можно смеяться. А дети на окраинах и большая смертность — ну, что тут поделать! Ну, согласитесь, не можем же мы вечно тревожится за население Череповца и Пензы. Есть задачи поважнее:

«Не могу молчать!» — вот что сейчас актуально, классический призыв. Вот эти слова из уст русского творца — именно то, чего ожидает мир.

По бульварам идет прекрасная демонстрация свободных от страхов, забот и ответственности людей. Радостные лица, улыбки во весь рот. Веселая толпа катится по бульварам. Народ смеясь, прощается со своим прошлым, с угнетением, со страхами, с тоталитарным режимом. Впереди — лидеры, румяные, толстые, довольные.

Усталый серый оксфордский профессор спрашивает: это дети?

Нет, писатели.

Карл Великий, Фридрих Барбаросса, Карл Пятый, Наполеон, Гитлер — мало попыток было? Недостаточно, чтобы сделать вывод? Библиотеки про это написаны, а не впрок. И спрашиваем: а что, отпадет Греция от евросоюза? Не в бреду спрашиваем, живо интересуемся.

Да, Греция отпадет от союза, Испания обанкротится, альянс Франции с Пруссией нереален, объединенная Европа развалится обязательно, а как иначе? Священная Римская империя не устояла, а еврозона устоит? Почему то, что не получилось у Наполеона, должно было выйти у Саркози? Вероятно, потому что он намного талантливее, личность у него ярче, чем у корсиканца, взгляды шире. Так, что ли? Зачем в ерунду верили?

Ответ прост: по глупости. Другого ответа нет.

Невежество и глупость, зависть и жадность — творцы новейшей истории. И наши российские беды — они только от глупости произошли, наш главный враг — собственный идиотизм. Остальное ветром надуло.

В основу дерзновенных прожектов последних 30 лет было положено якобы доказанное утверждение — будто Россия это часть Европы. На эту тему читались доклады в обществе Сороса, эту дикую теорию печатали какие-то научно-популярные журналы, и лекции про это говорились в провинциальных институтах.

Разумеется, никакой приличный университет эту тему к рассмотрению принять не мог: это совершенное шарлатанство, никакая историческая наука не будет пытаться доказать, что Азия — это Европа.

В истории и философии самое интересное — разбираться с условиями задачи, отменить которые нельзя. Как это многим известно, Россия — северная страна, четыре пятых которой находятся в Азии, а одна пятая в Европе. Это вот такая страна, и отменить ее историю и географию нельзя. Считать Россию европейской державой можно, с той же степенью достоверности ее можно считать и Полярной державой, поскольку некоторые земли расположены за Полярным кругом. Провозгласить Россию Европейской державой было исключительно выгодно с политической точки зрения (открылось необозримое поле для политических спекуляций) и крайне недобросовестно с точки зрения научной. Вслед за хвастливой Екатериной II (она любила врать: «есть европейская держава!»), интеллигенты горбачевского разлива стали именовать себя европейцами; называли они себя европейцами на том основании, что любили ездить в загранкомандировки и знали один иностранный язык.

Вообще говоря, российский западник любит то, о чем не имеет никакого представления. Я наблюдал русского европейца, который не мог разобраться, какая из дверей (G или L) ведет в мужской клозет, а какая — в женский; при этом, путь в цивилизацию он указывал недрогнувшей рукой, и полагал, что направление верно.

В перестроечные годы среди прочих авантюр прошло и провозглашение России Европой. Казалось, что наши пустыри зарастают оливами прямо на глазах: «хочешь жить как в Европе — голосуй за правых»! Спорить с этой ахинеей никакой академический ученый не стал — как не стали, допустим, в Кембридже и Оксфорде оспаривать новую историографию Фоменко. В России это дикую теорию излагали не историки, разумеется; сие было бы невозможно — но в 80-90е годы новоиспеченная наука «культурология» потеснила историю. Поинтересуйтесь специализацией у любого сегодняшнего Ипполита Маркелыча — непременно окажется, что он культуролог.

Пафос Ипполита Маркелыча был понятен: и мы имеем право на блага, нас просто злокозненные большевики от общей кормушки цивилизованных народов оттерли! Пустите, посторонитесь, мы очередь занимали, я за этой дамой стоял!