Максим Кантор - Сетевые публикации

Мир качнулся влево — но право и лево уже перепутаны, коммунизм объявлен фашизмом, откуда левой теории взяться? В это время мещанин заявляет о своих уникальных правах на свободу — он креативная личность, интересуется интерьерами, он любит авангард. Кстати, Риббентроп начинал продавцом шампанского, то есть, начинал с обустройства своего уютного мезонина — затем приложил опыт к общему дому.

Нет человека, который был бы как утес, сказали Джон Донн и Хемингуэй. А креативный класс ответил: мы не на утесе, мы в мезонине.

По миру катится фашистский мятеж, и часто тот, кто произносит фашистский лозунг, мнит себя антифашистом.

Поппера беспокоило качество жизни свободных индивидов, проблема достатка электроэнергии, либерал призывал бороться с демографическим взрывом и ограничить рождаемость в Европе, дабы дети рождались только желанные, а остальные — не рождались.

Я впрочем, не думаю, что Поппер — фашист, он просто тщеславный дурень.

Это важно.

Недавно ситуация казалась безнадежной. Сейчас все изменилось.

Когда проблема сложная и делается еще трудней, то однажды набирается столько компонентов, что их необходимо рассортировать. Расставляешь детали по порядку — видишь: все просто.

Перелом во Второй мировой войне наступил в декабре 1941 года, когда Гитлер дошел до Москвы, в Африке англичан разгромили, японцы разбомбили Пирл Харбор, и тут еще Гитлер объявил войну Америке. В этот момент — в момент предельного торжества нацизма, когда фюрер сказал: «фактически мы уже выиграли войну» — в этот момент случился решительный поворот. Вместо нескольких войн, дипломатических маневров и лживых обязательств — образовалась мировая война, все соединилось в единый внятный сюжет: вот мы — и вот они.

Перелом в безнадежной новейшей Российской истории наступил сейчас.

Задача перед страной простая: необходимо победить олигархию.

Не отдельный клан Путина, но олигархическую систему власти, которая порождает путиных, березовских, усмановых, прохоровых, ходорковских, абрамовичей, гусинских, и тп.

Ниже — элементарные социальные истины.

Чтобы победить олигархию, общество должно быть структурировано, причем стратификация общества должна не совпадать с той стратификацией, что навязана олигархическими кланами. Границы страт должны идти поперек границ корпораций и вопреки корпоративным интересам.

Постсоветская трагедия состояла в том, что общество утратило иерархию, в одночасье сделалось аморфным. Социум конструировали заново, поделив на сектора добычи, а семьи, народы, нации, убеждения и профессии — заменили безразмерным понятием: средний класс. Отныне редкий человек мечтал стать космонавтом, хирургом или учителем. Но все хотели стать представителями среднего класса. Обществу внушили, что средний класс — это гарантия прогресса и демократии, а наличие прав среднего класса — это венец общественного развития. Как мы гордились, создавая безыдейный средний класс, измеряемый размерами потребительской корзины, наличием права на голос и знанием курортов. Заговорили все разом и сказали: дай!

Подобно кредитам финансового капитализма, набор гражданских прав был не более чем акциями: купить ничего невозможно. Внедрение мыльного пузыря «открытое общество», борьба за права, которые невозможно реализовать (вы можете сказать, что хотите — но при отсутствии убеждений это не поможет) — и полное отсутствие взаимных обязанностей — все это привело к тому, что общество стало предельно рыхлым. У членов открытого общества нет взаимных обязательств: защиты сирот или пенсионеров, армейского долга, распределения бюджета по нуждам образования, медицины, науки — но есть долг перед корпорацией. Свои — поймут; остальные — быдло.

Вышеперечисленные блага гражданин надеется получит от корпорации, а государство будет выполнять обязанности корпоративного мажордома — поднимать шлагбаум, когда едем на курорт. В тот момент, когда мыльный пузырь лопнул и открытое общество и финансовый капитализм перестали существовать, — в этот момент наступила абсолютная власть олигархии: единственные скрепы социума отныне — гарантии корпораций.

Так называемая коррупция — есть ни что иное, как система жизнедеятельности корпораций, и клан Путина здесь совершенно ни при чем. Чекист виноват так же как и остальные.

У нас произошла подмена понятий. Мы связали коррупцию с ростом чиновного произвола, тогда как чиновничьи взятки — лишь одна из форм коррупционного механизма. Да, взятка чиновнику — это плохо, но запредельная зарплата радиоведущего, пиарагента, колумниста, галериста — это точно такая же взятка. Данный труд не стоит тех денег, какими оплачен — обществу от трепа колумниста или рекламы бренда никакой пользы нет. Цена работы установлена мафиозным путем — как и у чиновника. Корпорация менеджеров правительства хочет получать не меньше, чем корпорация нефтяников или пиарагентов — это их право. Либеральный рынок приватизировал все — и государство тоже. Конфликт между честным бизнесменом и нечестным чиновником — не более чем соревнование между членом ООО «Река» — и членом ООО «Озеро»; разницы между менеджерами нет никакой. Когда менеджеры «Реки» разваливают «Озеро», они поднимают свой оклад.

Дискредитация института власти и церкви — есть необходимый шаг в окончательной победе олигархической формы правления в России. И сейчас члены корпораций этот шаг и совершают.

Программы у мифической оппозиции будто бы нет — как нет и кандидата на управление корпорацией государства; требуется выставить государство на аукцион — там будет видно. На деле программа есть — это программа олигархическая, и никакая иная произнесена быть не может и произнесена не будет.

Чтобы победить олигархию общество должно быть стратифицировано вопреки сегодняшним границам корпораций.

И первой стратой должна стать новая русская интеллигенция — с моралью и кодексом чести. Этот кодекс должен не совпадать с моралью рынка — так, как это и было у русской интеллигенции.

Вчера еще интеллигенция появиться не могла: сегодня место освободилось. Прежде мнилось, что столичные бульвардье и есть рудимент интеллигенции, сегодня не мнится.

То, что именует себя креативным классом и интеллигенцией, является ничем иным как либеральным мещанством. В этом нет обиды, это просто социальный факт.

Понять, что перед нами мещанство — просто: данная страта не располагает никаким убеждением и знанием, превосходящим убеждение и знание работодателя. Внутренний кодекс мещанства и кодекс рынка — совпадают. Вот и все.

Высшим авторитетом отныне является не мораль и не сострадание — но успех в бизнесе. Выбрав лидером олигарха и открестившись от народа, мещанство обозначило себя как известную социологии страту.