Даниил Яневский - Хроника «оранжевой» революции

«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».

Богатые, культурные, громкие, щедрые, многодетные, хлебосольные киевские патриархальные семьи просуществовали до конца лета — начала сентября 1918 года. Именно тогда, вследствие разрушительной деятельности истинных украинских патриотов, прежде всего социал-демократической ориентации, с одной стороны, харьковско-донецких швондеров, щедро профинансированных и вооруженных петроградскими уголовниками, со второй, Город перестал существовать, поскольку большей частью перестали существовать люди, считавшие его своим. Когда я писал книгу о тех событиях, не мог поверить глазам своим. Все, подчеркиваю, — все доступные источники констатировали: на время окончательного «освобождения» полумиллионного города в конце 1920 года в нем не осталось (или практически не осталось) врачей, священников, учителей, профессоров, юристов, чиновников, инженеров, офицеров, музыкантов, художников, банкиров, журналистов, писателей, актеров, букинистов.

Убегали кто куда мог и кто как мог. Ясное дело, убегали те, кому повезло, те, кто остался жив — не погиб на фронте в рядах Добровольческой армии, не погиб просто на киевских улицах. Напомню: лишь во время первой оккупации города большевистскими отрядами на этих улицах осталось по крайней мере 30 тысяч трупов — это почти 10 процентов населения того времени. Прадед, Александр Дмитриевич, ординарный профессор медицинского факультета Университета Святого Владимира, через 20 лет после тех событий рассказывал моей маме: анатомический театр Университета (там теперь Музей истории медицины) был забит телами под самую крышу. И это — только в одном месте!

«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».

Во всяком случае, те, кому повезло, смогли убежать из родного города. Убежали и те, кому обязан жизнью непосредственно, — прадеду было 60, бабушке — 30, маме — 1 месяц. Они смогли прожить, как подсказывали собственный ум и собственная совесть, еще лет 20, пока не попали под пакт Молотова-Риббентропа, но это уже совсем другая история. А здесь важно припомнить, когда лет этак в 50 мама все-таки нашла могилу отца на Байковом кладбище, нашла в том самом месте и могилу его брата и сестры. И это все, что осталось от большого, по крайней мере по численности, рода — 3 могилы, а людей было несколько десятков. И это — лишь одно из многих сотен киевских семейств.

Те, кому повезло, жили в эмиграции надеждой и воспоминаниями — надеждами на то, что когда-то вернутся в Город. Жили воспоминаниями об Университете и Первой киевской гимназии, об усадьбах Бегичевых и Игнатьевых, о Мариинской больнице сестер милосердия, о Бессарабке, возле которой жили «бессарабы» (сейчас таких людей называют «бомжи»), а не выходцы из Бессарабии. Жили воспоминаниями о своих солнечных и беззаботных детских годах, о первом причастии, о Мише Булгакове, одном из одноклассников, с которым учился в гимназии один из дедов, Егор Павловский, о Диме Багрове и его отце, ну очень известном киевском адвокате, о разливах Днепра, которые так интересно было наблюдать из Губернаторской беседки, о каштанах, профессоре Караваеве и банкире Афанасьеве.

«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».

Так он и жил себе — как мог, как выпадало при обстоятельствах времени. Пока все не изменилось, пока не начало складываться стойкое понимание — Город снова оккупировали. На смену одним пришли другие — на этот раз с желто-синими флагами, длинными усами, плохими зубами, но глубоко укорененным «национальным» сознанием. После долгих 13 лет независимости, но несвободы, основатель и президент новой Киево-Могилянской академии Вячеслав Брюховецкий, выступая на «5 канале», высказал то, что людям с неукорененным «национальным» сознанием было ясно как день Божий еще в конце 80-х. Сказал господин Брюховецкий приблизительно следующее: мы, основатели и активисты Руха, тогда, в конце 80-х — начале 90-х, обманули людей. Говорили: надо провозгласить независимость, изменить гимн и флаг и тому подобное, а тогда уж заживем как люди.

Как бы там ни было, город в который раз оккупировали. Новые вожди нового государства с их спецавтомобилями, их проститутки со спецномерами МВД на их валютных авто, новые украинцы с их бесконечными распальцованными разборками во дворах, где мы еще с детства учились пить сладкий портвейн, «кидалы» всех типов и мастей с их наивными, но временами опасными для жизни и здоровья разводками, бесконечные офисы с их сделанными под копирку охранниками (временами мне кажется, что братья Вачовски, творцы «Матрицы», подсмотрели образ агента Смита и его бесконечных дублей именно возле новых киевских офисов).

«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».

Киев всегда был городом эмигрантов. Все когда-то в него приехали. Имеют право. Ведь эмигранты в любой стране — это, как правило, наиболее социально активные люди. Они несут в города, в которые переезжают, новую кровь, новые идеи, новые технологии, новый образ жизни, новые привычки, наконец — новую энергию. Новую энергию новой жизни.

Добавим лишь, что в условиях независимой, но не свободной Украины в Городе крутилась и крутится львиная доля всех денег, имеющихся в государстве. А это — новая энергия, новые люди, новые технологии, новые возможности. Люди, лишенные возможностей для приличной жизни на своей малой Родине, были вынуждены убираться оттуда прочь и ехать, в частности, в Киев. Так же, как убежал когда-то прочь из родного села в имперскую столицу мой прадед Даниил Яневский. Он хотел воли и права на собственную ответственность за собственную волю — равно как и мы через 150 лет после Великой Реформы.

Для десятков и сотен тысяч граждан Украины дилемма их собственной жизни по состоянию на осень 2004 года формулировалась предельно просто: или сохранить и приумножить заработанное в барах Мадрида, на строительных площадках Нью-Йорка, в домах для пожилых людей Милана, на базарах Стамбула, в ресторанах Лондона, нефтяных промыслах Тюмени, портняжных мастерских Афин, офисах Киева, или твою, твою единственную и неповторимую шкуру завтра снимут и распнут на барабане (в этом случае передаю общее содержание лишь одного из посланий одного из кандидатов в Президенты своим избирателям; честно говоря, было таких посланий по крайней мере несколько).

«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».

В терминах Марксовой социологии это называется революцией городских средних слоев. «Оранжевая» революция была на самом деле и «оранжевой», и революцией. Революцией нововосставшего городского среднего класса, основная масса которого сосредоточена сейчас в Киеве. Политический режим, опиравшийся на Конституцию 1996 года, не оставил им выбора — или умереть на коленях перед входом к любой районной государственной (налоговой, пожарной и т. д.) администрации, или жить стоя, пусть на морозе, пусть на Майдане, пусть 18 дней и 18 ночей. Согласитесь — это не трагическая цена за право чувствовать себя достойным человеком — пусть даже и в собственных глазах.