М Перельман - Развлекательная литература и научный сотрудник

А время надо как-то убить; надо провести его, не перегружая мозг, а, наоборот, стараясь разрядить нервное напряжение. И тут приходят на помощь все роды и виды настоящего, хорошего юмора. И хорошие, умные, отлично построенные детективные и приключенческие книги. Это, с точки зрения ученых, вовсе не второсортная литература; это необходимое переключение, разрядка, отдых. Поэтому не надо удивляться и обижаться за авторов, которых принято считать "серьезными", если они оказываются среди любимых книг ученого рядом с детективами и сборниками пародий. Да, ученые одинаково охотно читают Бабеля - и Сименона, Ильфа и Петрова - и Саббатини.

Тем же целям разрядки великолепно служат всевозможные, по преимуществу необидные, шутки, розыгрыши, пародии, издавна бытующие в среде ученых; эта общая атмосфера подлинного интеллектуализма великолепно передана в кинокартинах "Девять дней одного года" и "Им покоряется небо".

С фантастикой дело обстоит, как я понимаю, иначе. Она не только разрядка. Ее функция в среде ученых гораздо сложнее.

Недаром же многие фантасты - это профессиональные ученые, иногда с мировой известностью (например, Артур Кларк, Лео Сцилард).

Попробуем разобраться в причинах такого острого интереса к фантастике среди ученых.

Любая "серьезная" книга может резонировать с настроением читателя в том случае, если он сам пережил или переживает нечто подобное или, хотя бы может представить себя в схожей ситуации. Мысли и настроения, скажем, даже Ивана Карамазова, Гамлета, Дон-Кихота или доктора Астрова могут - редко или часто - быть созвучны нашему настроению.

Тогда эти книги необходимы, они объясняют наши неосознанные стремления и помогают осмыслить их и либо руководиться ими, либо от них избавляться.

Но искать аналогии собственным мыслям и переживаниям в литературе прошлых веков все же нелегко. Слишком многое изменилось в мире, даже в глазах одного поколения, и не на все могут дать ответ даже самые глубокие произведения прошлого.

Каждому интересней, да и полезней, при прочих равных условиях, прочесть книгу о своих современниках, которые ему как-никак ближе и понятней.

Еще интересней, конечно, читать о своих товарищах по профессии. Ученые хотят этого ничуть не меньше, чём другие люди. Может быть, им это даже важнее. Ознакомившись со статьями какого-либо ученого, его коллега почти всегда может воссоздать в воображении основные черты характера, склада ума их автора. Неспециалисту трудно себе представить, какая отчетливая печать индивидуальности обычно лежит даже на "сухой" статье по математике или теоретической физике.

Но этого, конечно, мало. О крупном ученом хочется знать побольше. Не случайно в научных кругах бытует и передается из поколения в поколение масса историй и анекдотов из жизни больших ученых. К сожалению, этот "научный фольклор" редко записывается и еще реже попадает в печать. Книг 66 ученых - не официальных биографий, а живых, конкретных, детальных зарисовок характера и среды - обидно мало, и все они читаются и перечитываются по многу раз. Именно живые, неповторимые детали, характеризующие людей науки и их дела, в первую очередь привлекают читателей к таким книгам, как, например, "Атомы у нас дома" Л. Ферми, "Ярче тысячи солнц" Р. Юнга или "Встречи с физиками" А. Ф. Иоффе; именно это делает такие книги не менее увлекательными, чем художественные произведения. Книги такого рода с громадным интересом читаются и молодежью; они привлекают молодежь в науку.

С еще большим увлечением должны были бы читаться романы и повести об ученых. Но их, к сожалению, почти нет.

А нужно учесть, что почти во всех странах мира число научных работников удваивается примерно каждые 7-10 лет, так что недалеко то время, когда научные специальности станут ведущими не только по значению для человечества (это уже произошло), но и по количеству занятых в них людей.

В связи с этим возникнут - и уже возникают - совершенно новые, неизведанные в художественной литературе коллизии.

Например, ранее в науку шли одиночки, обычно полностью преданные делу, люди, работающие ради идеи и мало заботящиеся о мирских благах. Теперь же, как и во всякой массовой профессий, в науке встречаются люди с весьма различными характерами, и устремлениями, и, конечно, с крайне неодинаковой степенью одаренности.

Немало написано (хоть и не всегда глубоко) о том, как талантливый, но непрактичный ученый сталкивается с карьеристом или новатор с консерватором.

Я бы сказал, что этого рода конфликтам уделено в общем незаслуженное внимание: ведь карьеристов и стяжателей не так уж много, а прослойка консерваторов заметно тает с каждым годом. Гораздо более глубоким, серьезным (и более массовым!) является конфликт между потенциями и желаниями.

Он, конечно, сам по себе не нов - аналогии ему можно сыскать, пожалуй, даже в античной греческой драме, - но ведь важно то, как этот извечный конфликт решается в конкретной обстановке. А как раз конкретные условия новы и совершенно отличны от обстановки, в которой действуют, скажем, Моцарт и Сальери.

Посмотрите на первокурсников физических и математических факультетов: вы встретите целую толпу абсолютно уверенных в себе будущих Эйнштейнов, Резерфордов и Галуа.

А затем поговорите с ними через несколько лет. Тогда вы увидите людей, точно осознавших свои силы и делающих то, что они, и именно они могут, честных тружеников науки.

Увидите тех, кто не смог и не захотел ограничить себя, не потерял первоначальной веры в свои возможности; из них выйдут и гении, чьи имена останутся в истории науки, и несчастливцы, которые будут изобретать вечные двигатели на современном уровне. Вы встретите также людей, глубоко уязвленных тем, что их бывший однокурсник, получавший не бог весть какие оценки на экзаменах, смог "пробиться", а они не смогли (ну, разумеется, потому, что он ловкач, а они честные) ; их жизнь исковеркана, и теперь они будут коверкать жизнь другим.

Ну, и, наконец, вы узнаете, что есть и явные неудачники, но у них хватило мужества и воли осознать, что они ошиблись, и выбрать другую специальность Вот вам драмы, драмы, о которых никто, в сущности, не писал.

А сколько можно найти драм другого рода, где действуют не рядовые труженики, а титаны науки! Тут и разительный пример Планка, Эйнштейна, Шредингера, заложивших фундамент, и построивших первые этажи квантовой механики, и затем до конца жизни воевавших с нею; и Лоренца, не соглашавшегося с теорией относительности, которая основывалась в значительной степени на его же собственных работах. Перечень историй такого рода, представляющих благодарнейший материал для психолога и писателя, можно было бы без труда продолжить. Такие и несколько иные истории сплошь и рядом случаются в любом из научных коллективов, и они очень характерны для нашей эпохи.