Сергей Переслегин - Фантастика восьмидесятых - причины кризиса

- Это вам только кажется - возразил Зурзмансор. - Вы прочтете эту речь и прежде всего обнаружите, что она безобразна. Стилистически безобразна, я имею в виду. Вы начинаете исправлять стиль, приметесь искать более точные выражения, заработает фантазия, замучит от затхлых слов, захочется сделать слова живыми, заменить казенное вранье животрепещущими фактами, и вы сами не заметите, как начнете писать правду." (А. И Б. Стругацкие. "Время дождя")

Таким образом, любой творец, даже сам он считает себя совершенно лояльным, опасен для системы управления.

Искусство выполняет в классовом обществе дестабилизирующую функцию. Соответственно, правящие круги не могут не относиться к нему в лучшем случае настороженно. Чем больше оличается реальность от созданного пропагандой идеального образа, тем сильнее должен проявляться антогонизм деятелей искусства и управления, тем жестче будет функционировать система контроля над творчеством.

Разумеется, верно и обратное: чем строже контроль над искусством, чем тяжелее вызванная им деградация культуры, тем глубже отличия между декларируемыми и реальными целями правящего класса.

Глава 3.

Рассмотрим совместно умозаключения, к которым мы пришли в предыдущих главах.

Первое: в государственных системах с неявной эксплуатацией или - что то же самое - с информационным неравнеством неизбежна деградация литературы и искусства вообще.

Второе: степень деградации прямо пропорциональна глубине информационного неравенства.

Третье: из обратимости: структура общества может быть однозначно восстановлена по господствующей культуре.

Четвертое: фантастика, как одно из направлений художественного познания мира, исследует связь между настоящим и будущим, другими словами - наблюдает проявление будущего в настоящем.

Пятое-социальное значение фантастики наиболее велико в переломные моменты развития общества.

Наконец, шестое: из обратимости - отношение правящих кругов общества к будушему совпадает с отношением к фантастике.

В нашем распоряжении есть теперь все необходимое для того, чтобы дать ответ на поставленные вопросы. Но слишком важен результат, и потому мы не вправе ограничиваться одними лишь философскими рассуждениями, общими, абстрактными, а значит, и упрощенными. Мы не будем делать напрашивающиеся выводы до тех пор, пока не прийдем к другим - конкретно-историческим путем исследования.

Итак, проанализируем историю советской фантастики ф контексте общей истории нашего общества.

Эта глава - летопись поражения. Будем мужественны, и признаем его.

1917 Год. Великая революция и начало строительства совершенно нового общества, не меющего исторических аналогов. Начало сознательной истории человечества - по крайней мере, так считали тогда.

Мир казался простым, и именно прстота обернулась трагедией. Теории социализма не было (кстати, ее до сих пор нет.) Новые общественные отношения строились наугад - методом проб и ошибок.

Классический марксизм подсказал лишь одно: обобществление средств производства. Полагали, что этого достаточно, что дальше все получится само. Между тем, концентрация средств производстав в руках государства оказалась характерным явлением не только для социализма, но и для госкапитализма, особенно же - для той его разновидности, которую человечество назвало фашизмом.

Коммунисты 1917 года не знали, что такое госкапитализм. И о процессе перерождения они тоже не знали.

За это пришлось заплатить.

В условиях недостаточной разработанности теории общественного развития огромное значение приобрел ненаучный, "художественный" метод познания мира. Фантасты, исследующие связку "насторящее - будущее", стали разведчиками, призванными предупредить общество о грозящих ему опасностях и найти среди них верную дорогу.

Наверное, мы вправе рассматривать послереволюционную советскую фантастику как попытку лубокой разведки грядущего. К сожалению - как безуспешную попытку.

Тому, что она оказалась безуспешной, было много причин. Слишком упрощенно воспринималось взаимодействие ауки и искусства.

Лозунг партийности литературы, понимаемый буквально, ограничивал творческие возможности писателей, сужал их взгляд на мир. Ирония судьбы - непролетарским сполошь и рядом признавалось коммунистическое искусство.

С другой стороны, полностью отрицалось обратное влияние: в узком смысле - искусства на марксистко-ленинскую философию, в более широком - общественного сознания на бытие. Когда-то энгельс говорил: "в том обстоятельстве, что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют д_р_у_г н_а д_р_у_г_а...", Но любовь к упрощениям во многом выхолостила диалектику.

По сей день советские философы отрицают самостоятельную преобразующую силу искусства и полностью игнорируют результаты вненаучного познания в своих построениях.

Третья и главная причина была связана с господствующей социальной психологией. Вновь появляется эпитет "упрощенный". Слишком простым было мировосприятие поколения, рожденного революцией. Хотя период "красногвардейской атаки на капитал" закончился, в сознании жили кавалерийские стереотипы:

"Легко сказать: врага видать

И друга тоже - благодать,

Судьба летит по лугу.

Доверчивую смерть круг пальца обернули,

Замешкалась она, забыв махнуть косой.

Уже не догоняли нас и отставали пули,

Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?.."

Я уже говорил и повторяю еще раз: "то было время "Аэлиты"". Возможно, даже не "Аэлиты" А. Н. Толстого, а ее поздней экранизации, героем которой остался исключительно красноармеец Гусев. Глубокая Богдановская "Красная звезда", где, в частности, исследовались проблемы принятия решений при коммунизме, "Восстание ангелов", в котором А. Франс впервые сформулировал теорему о перерождении ("победоносный сатана станет богом... Избави меня небо от такой страшной участи"), "Вести ниоткуда" У. Морриса - эти книги не могли быть восприняты тогда. Ведь даже А. Грин казался слишком сложным, и слишком буржуазным.

Революционная фантастика не выполнила своих задач. Она не предложила реалистическую модель коммунизма, ограничившись изображением подобия христианского рая. Увлекшись экскурсиями в беспроблемное "завтра", она не сумела вскрыть главную опасность настоящего - надвигающееся перерождение. Но одно фантастика 20-х сделала - зажгла идеями коммунизма молодежь. И этого "ие, кто велят" ей не простили никогда.

Надвигались тридцатые годы. Начало выполняться невысказанное пророчество Ленина: "водораздел" между социализмом и государственным капитализмом определяется лишь тем, куда идет прибавочный продукт - на обагащение отдельных правящих групп или на удовлетворение потребностей всех членов общества, на решение социальных проблем. То есть различие всего только в одном шаге, в одном вопросе: в чьих руках власть. Шаг этот может быть сделан в любую сторону. (Цитируется по статье Т. Заславской "Перестройка соответствует стратегическим интересам большинства". Знание - сила. 1987, #11. С. 30)