Газета Завтра Газета - Газета Завтра 435 (13 2002)

Но мы пешком не пойдем, хоть и единственная исправная дежурная машина отдела в отъезде. Спускаемся вниз, выходим за железную дверь отдела. На стоянке черная "ауди", тихонько откликается на сигнал из брелока в руке опера, открыла двери — оперативник почти всегда ездит на все служебные задания на своей. Дежурный уазик ждут только, когда надо ехать за уж очень грязными бомжами.

Едем минуты три до двенадцатиэтажной кирпичной башни, паркуемся, выходим к подъезду. У двери с домофоном две женщины. У них опер вежливо расспрашивает, кто живет на четвертом этаже, не бродит ли там кто попало. Женщины ничего не знают, но набирают код домофона, и мы вслед за ними проходим в дом.

Дом — обычное жилище большинства современных граждан. Здесь можно было бы изучать приметы народной жизни.

В лифте на стенах — православные и перевернутые кресты, свастики и надписи "Кино Цой". Вот и квартира. Звоним. Двери открывает мужик в трико, с отвислым волосатым животом, с татуировкой "ВМФ" на левом плече, ему лет сорок-пятьдесят.

Опер вежливо здоровается, представляется. Нас пропускают внутрь, проходим на кухню, садимся на диван, хозяин выключает радио и спрашивает: "Что случилось?"

"Как давно видели или слышали что-то о таком-то?" — опер называет фамилию и инициалы, возраст того, о ком написано в розыскном задании, пришедшем из Краснодара.

"Да мы Юрку уже полгода не видали, не слыхали. А что он натворил?" Записываем со слов мужика все, что знает про "Юрку".

Квартира бедная, но опрятная. Дешевые обои и мебель, разбитый паркет. "Угоститесь?" — спрашивает хозяин. "Нет, извините, спешим."

В соседнем доме на первом этаже в ответ на звонок и требование открыть, отвечают, что не обязаны открывать без санкции прокурора. Это правда. Говорим через дверь: "Где такой-то такого-то года?" В ответ: "Не знаем такого. Ищите, где хотите". Прямо сейчас дверь ломать никто не станет. Опер отметит "плохую" квартиру на стандартного формата листе. Может, стесняется журналиста, может, другие причины. Даже если они и не знают ничего.

Особо богатых квартир за весь вечер не попалось ни одной. Везде старые, потертые кресла и диваны, протоптанные паласы на скрипучем паркете. Телевизоры "Темп и "Рубин", показывающие двух или трехцветно все те же сериалы и передачи по алчность, жадность, продажность и прочие уродства. Но где-то при этом чисто и опрятно, а хозяева предстают в старых одеждах, застиранных до дыр, но аккуратно застеганных ниткой и проглаженных. А где-то полный бардак. Значит, тут уже сломались, и надо ждать дальнейшего падения нравов.

Входим на третий этаж серой "хрущевки". Дверка, обитая дырявым дерматином, отварилась сама собой и даже обвалилась вслед за нами. В комнате, от прихожей до самого верха в противоположном конце комнаты, диагональю сплошная плоскость из плотно утрамбованного мусора. Вонь неимоверная, вдоль склона "пирамиды" разноцветно сверкают обертки, пачки и банки из-под пельменей, сигарет и картошки, пива и бутылки из-под водки. Из-за горы не видно ни батареи, ни окна, ни потолка. Из склона мусорной горы видны чьи-то ноги в кедах.

"Кто у вас там?" — спрашиваем у лежащих у подножия горы женщины неопределенного возраста и мужичка с разбитым лицом. "А я не помню", — хором мычат оба. Стараясь не испачкаться об замызганные стены, проходим в комнату. Брезгливо хватаем ноги за кеды и тянем наружу, чтобы посмотреть, кто там. Из всех щелей кучи раздается протяжный и жалобный вой. Значит, жив, ну и слава Богу, ну их всех в пень. Показываем мужику фотку, спрашиваем, это не он ли там? — Нет, совсем не похож…

— Нормальный человек туда все равно не попал бы, — утешает сам себя опер. — А мы туда наряд пошлем и "скорую", пусть его вытаскивают, а то мы бы еще ноги оторвали ненароком.

В квартире за дверью, обтянутой зеленоватой кожей, нам открыли дверь, но только на крючок. Увидев ксиву, хотели запереть снова, но не успели. Дверь отлетела, цепочка порвалась, мы и вошли. Там на диване сидели молодая женщина с мешками под глазами и мужик с перегаром. Спрашиваем, где такой-то. Нет, такого и знать не знаем.

— Вы все, кто есть в доме?

— Все.

Проходим в соседнюю с одним окном, старым шкафом и пыльной зеленой люстрой комнату. Там, у окна, парень в черных джинсах и рубахе, босиком. Глаза вытаращены, лицо с перекошенным ртом.

В ответ на команду "Стой!" пытается разбить стекло в окне. Опер хватает его за руку выше локтя, опрокидывает на диван. Тот пытается встать, падает назад. Документы у парня совпадают с теми, что в розыскном задании из Желдора, что под Москвой. Он там кого-то ограбил и нанес телесные повреждения.

"Собирайся, поехали. Вы, двое, тоже собирайтесь". Парень идет по коридору, по лестнице. Молча садится в машину, следом за ним и те, что были в квартире. Едем в отдел. Всех троих пока определили в клетку на первом этаже. На лестнице, когда идем вверх, опер говорит, что одно задержание за вечер по розыскному заданию — это очень круто. Чаще всего вообще никого не найдешь, мало кто из бандитов прячется у родни и у "паленых" друзей и подруг, а адреса родни и знакомых — это все, что в этих заданиях.

Улица города постепенно завоевывается ночью и начинающимся снегом. Темные дворы и проезды между кирпичных и панельных башен. Это не Москва, и здесь нет ни ярких реклам, ни светильников. Едем по затемненному проезду, мимо мелькают прохожие.

Спрашиваю, всегда ли так легко проходят задержания, как с этим парнем в квартире. Опер говорит, что, конечно, нет, но журналистам это показывать, наверное, не стоит. Начинает рассказывать мне одну за одной страшилки.

"Однажды едем просто по улице, вокруг куча народу. Очень резко тормозим у обочины. Я выскакиваю, оставив не захлопнутой дверцу, подлетаю к довольно прилично одетому человеку в пальто. Не говоря ни слова, заламываю, сваливаю на асфальт, громко ругаюсь очень грязными ругательствами. Второй опер подбегает, успевает ударить мужчину ногой. Человека разворачивают, дышат в лицо: "Я ж обещал тебе, урод, что найду!" Подтаскиваю сзади к машине, открываю багажник, сгибаю его пополам, укладываю в багажник, руками вгоняю ноги человека туда же и с силой захлопываю сверху крышку багажника.

Ты бы знал, журналист, сколько недель мы этого … искали!

Этот урод четыре хаты разбомбил у меня в районе, это за три месяца, как его с зоны выпустили.

Почему в багажник? Ты не понимаешь, журналист. Я его в принципе не могу посадить в салон, надо мной весь отдел смеяться станет. Это ж моя тачка, я в ней своих жену и детей вожу. Как я могу этого урода в этот же салон посадить?! У нас свои понятия, я от него потом сиденья не ототру, хоть он и не бомж.

А вчера вот так же вез в багажнике сучку, от одного вида которой слабонервные мужики теряют память. Она одета, как Снежная Королева. Но я знал, что она воровка на доверии, она бомбанула только у меня пятерых человек, и еще были с других районов по ней задания. Если б ты увидел, как мы ее хомутали на улице, когда она выходила из такси. Если б увидел, как ее ломали в три погибели и запихивали ее очень длинные ноги в багажник… А в багажник, потому что я …лядву в своей машине не повезу, на ней крови, я сам не знаю еще сколько…