Эксперт Эксперт - Эксперт № 01 (2013)

Игумен Филипп

Фото: Алексей Майшев

Он православном предпринимательстве, обществе и о том, чего не хватает современному человеку, «Эксперту» рассказывает игумен Филипп(в миру Вениамин Владимирович Симонов), доктор экономических наук, директор департамента макроэкономического анализа и методологического обеспечения деятельности Счетной палаты РФ, заведующий кафедрой истории церкви исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

— Что такое православное предпринимательство?

— На рубеже девятнадцатого-двадцатого веков в России сформировались две серьезные категории предпринимателей, к которым можно было применить конфессиональное определение: старообрядцы и евреи. Старообрядцы, организовавшие серьезный производственный бизнес, не забывали о социальной проблематике. Явление православного предпринимательства мы можем увидеть на примере Прохоровской или Морозовской мануфактур. Их владельцы уделяли огромное внимание быту рабочих, медобслуживанию, образованию. На Трехгорке строились дома для рабочих, где они жили в очень приличных условиях. Там были общественные столовые, библиотека, медпункты, где оказывалась медицинская помощь, обязательно была школа, где дети рабочих получали начальное образование. И все это обустраивалось только из кармана предпринимателя.

— Зачем предпринимателю это было нужно?

— Думаю, что любой предприниматель, православный или неправославный, понимает, что те дополнительные доходы, которые в марксизме называются прибавочной стоимостью, а далее — прибылью, получаются не вполне социально естественным путем, а являются результатом эксплуатации. А эксплуатация — это присвоение чужого труда. А присвоение чужого труда есть воровство.

— Человек воспринимал это как воровство?

— Ведь не зря купцы церкви строили по всему Замоскворечью. Сказано же: «Не укради». А выходит — нарушение заповеди, грех. И надо его отмолить. Ну я могу, конечно, пойти сам лоб по церквам расшибать, и это было, пустите, дескать, душу на покаяние, но на это нужно время, а у меня же бизнес, я руковожу предприятием. Поэтому либо я церковь построю — может, кто помолится за мои грехи, — либо я тем, у кого украл, отдам. Хоть что-то. Но раз я не могу ходить, раздавать (хотя и деньги раздавали в виде премий), отдам вот таким образом. И пусть мои работники поживут по-человечески, поедят, болеть меньше будут, и дети их пусть учатся. Вот на этом фоне, из осознания понятий праведности и греха, возникло то, что можно трактовать как феномен православного, а скорее христианского предпринимательства.

— А что сегодня?

— Возникает некая среда. Люди крестились в двадцать-тридцать лет, изучили основы христианства, не только Символ веры, а и богословские труды, некоторые закончили Свято-Тихоновский институт. И у них тоже возникает вопрос: а как же быть? Часть из них понимает, что их прибавочная стоимость — это чужая украденная зарплата. Большинство осознает, что их капитал прирастал за счет государственного кармана — ведь с 1992 года единственным источником первоначального накопления капитала были госбюджет и государственная собственность. И вот на этом фоне они пытаются примирить истины, в которые они поверили, с той реальностью, в которой живут. И возникает разговор о православном предпринимательстве. Но если на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков православный предприниматель манифестировал свою веру социальной активностью, то нынешний манифестирует ее душеспасительными беседами и участием в «православных мероприятиях». Он на молебен сходит, к патриарху сбегает на день рождения, за архиереем пойдет. Мы еще с советского времени привыкли к «мероприятиям», это, наверное, нельзя быстро в себе изжить. А глубокого осознания экономики в терминах «праведность» и «грех» почему-то не возникает. Воцерковление пока оказывается поверхностным.

— Строятся же церкви. Есть благотворители.

— Раньше были социальные структуры. А сейчас в Москве и Подмосковье не построено ни одной больницы вроде Первой Градской, в которой, как было сказано в ее первом уставе 1833 года, «все бедные и неимущие обоего пола люди принимаемы и лечены будут безденежно, кроме достаток имеющих». Нет ни одной богадельни бесплатной, чтобы бабушку какую одинокую туда пристроить, чтобы она свою жизнь скоротала в нормальных условиях. Не строят богадельни, никак не строят. А строят церковь на Рублевке. Золотом все сияет.

Я, когда вижу это, вспоминаю начало своего церковного служения на Варварке. В этом районе была община бандюков. И вот, бывало, идешь к ранней обедне, а уже из окон Знаменского собора все сияет, горит изнутри. Заходишь, и везде, где можно воткнуть свечку, она горит. Да толстые свечи, самые дорогие. Значит, на «дело» ребята пошли. Через какое-то время приходишь, опять все полыхает. Значит, успешно сходили. Чистой воды страх и суеверие.

Вот и в сегодняшнем воцерковлении, на мой взгляд, тоже слишком много суеверного.

— В сиянии?

— Оно так проявляется — в демонстрировании. И вы попробуйте кому-нибудь что-нибудь скажите. Такую гордыню навстречу увидите! А ведь те же Третьяковы, Морозовы — они же правду иногда любили слушать. А нынешние не выносят правды. Притом что много православных предпринимателей. Я двадцать лет уже монах, и этот вопрос, а что делать, чтобы быть православным предпринимателем, который часто задают и на исповеди, и просто в разговоре, и на экспертном уровне, — он у меня уже вот где.

— А что, правда, делать- то?

— Что я могу ответить, помимо Христовых слов: «Продай свое имение и раздай нищим, возьми крест свой и следуй за Мною»? Если уж ты такой православный, прочитай Евангелие, там все сказано. А если человек спрашивает у священника благословения на то, подать милостыню или не подать... Хочешь подать — подай, не спрашивай у меня. Я тебе в этом случае зачем? И есть некоторая недоговоренность в этом новом православном предпринимательстве. Если те, прежние, смотрели на Бога и на убогих, которые просят помощи, то эти смотрят на себя. Они смотрят не на «искусство в себе» а на «себя в искусстве». И такой взгляд портит очень это православие. У нас очень мало людей из бизнеса, которые делают, а не говорят. Разговоров много, а делают — единицы. Православное предпринимательство — это православное дело, или, как говорили святые отцы, делание. А делание — это подвиг. Это не языком молоть, а землю копать и крест носить. Помните, в 1917 году, после переворота, было сказано: «Проговорили Россию»? Не «проговорить» бы нам христианство.