Эксперт Эксперт - Эксперт № 01 (2013)

Николя-Антуан Тоне. «Триумф гильотины»

Некоторые из этих тем внутренне пусты: в самом деле, когда говорят: «У нас сегодня урок химии был — ну просто чума, меня дважды вызывали, экое мракобесие», — вряд ли следует всерьез обсуждать, каким мракобесием озабочен говорящий. Другие темы вполне реальны, но мракобесием называются без большого смысла, это просто использование модного ругательства. Например, когда люди озабочены тем, что около них строят храм, а им это неудобно, но их не спросили, — вряд ли это мракобесие, это скорее обычный вопрос, так же могли бы обсуждать строительство танцплощадки или бассейна.

За вычетом таких, иногда болезненных, но не относящихся прямо к теме мракобесия тем, остается всего несколько проблем, о которых говорят.

Социальный кризис .В обществе нарастает напряжение, по самым разным причинам, интересно выявить существенные, хотя это тяжелейшая задача, — и вот ожидание кризиса (или сам кризис) порождает очередную войнушку за передел сфер влияния, сторонники разных лагерей — религии и науки — снова делят что-то по линии своего бесконечного идеологического фронта.

Иррациональность .Спор ставится в контекст другой войны, еще более давней, чем спор прогрессивного научного мировоззрения с религиозным мракобесным. Рациональность и иррациональность сталкивались еще в рамках религиозного мировоззрения, когда науки и в помине не было. Это отдельное дело, и там много аспектов спора. Например, чередующиеся в истории культуры стадии классицизма и романтизма; тут иррационализм — движение за чувства против претензий иссушающего разума. Или — борьба позитивного и апофатического богословия, где разговор идет о том, как можно постигать божество: рациональными средствами или они недостаточны для этого и даже препятствуют такому познанию. Или — сражение двух типов рациональности, когда каждый тип обвиняет другой в иррационализме, и это самая частая ситуация.

В целом от того, что мы перекрестим мракобесие в иррационализм, ничего существенно не изменится. Мы поменяем одно идеологизированное и непригодное для честного интеллектуального разговора понятие на другое, сменим финку на топор: то и другое — оружие в споре, разница в удобстве для сражающихся, а вовсе не в том, что нам в самом деле поможет в чем-то разобраться такая смена вооружения. Оружие может помочь всего лишь победить; чтобы разобраться, нужна честность.

Всемирный охват .Очень важный тезис для разговора о мракобесии — признание факта, что проблема эта обостряется во всем мире. Это сразу позволяет выпутаться из множества мелких вопросов. Если проблема всемирная, значит, все частные, локальные российские причины, даже если они реальны, — не более чем сопутствующие факторы. У всемирного явления должны быть всемирные причины.

Образование .Удивительно: об образовании при обсуждении мракобесия говорят крайне редко. Эта тема остается как-то за краем поля зрения — понятно, что учителей возмущает мракобесие, но слово «образование» произносится редко. Складывается впечатление, что честь учителей как профессиональной группы в большей мере задета мракобесием, чем то, что проблема прямо указывает на работу этой группы людей.

Налицо практически всемирный кризис образования, образовательных программ и институтов. Прежнее образование не годится, не справляется с задачами, о новом много спорят, и проще сказать, что его нет. Это проявляется как общее недовольство уровнем получаемого образования, как ощущение падения образованности — и тем самым как наступление темноты на свет познания.

Итак, попытаемся распутать, что же произошло в мире, отчего заволновалось победившее (по факту) научное мировоззрение. Удобнее всего делать это из поля разговоров об образовании — там, при всей ужасной запутанности вопросов, хотя бы прослеживается какая-то почва; прочие поля слишком идеологизированы, там видно только, что люди дерутся, а за что и к чему это они — уже и не понять.

Сэмюэл Копмен. «На краю гибели»

Кризис образования

Образование — это социальный институт, который призван бороться с мракобесием. Если мракобесие против науки и прогресса, то кто же дает юношеству образ этих героев современности, кто научает наукам, как не образование? Так что мракобесие всегда имеет некоторое отношение к образованию.

Что же происходит? Происходит падение классической образованности, поскольку меняется культура и меняется социальное устройство мира. Речь не об одной стране, речь о всемирной истории — меняются условия социального существования человечества, и для новых условий нужны новые формы образования. Нет смысла говорить, что «надо просто учить детей, как нас учили», — так уже не получится, да это и вредно — учить так же, как учили прежние поколения, значит отстать. Мир меняется, по-прежнему уже не годится.

Прежнее образование было основано на авторитете знания. Было заранее известно, что вот — истина, потому что она добыта наукой, это — классические научные открытия, и надо их усвоить, их надо знать и уметь применять. Такова позиция безусловного авторитета.

Что же произошло? Сразу несколько процессов дали результат. Во-первых, авторитетных знаний стало слишком много. Они стали конкурировать за очередность вхождения в голову ученика, стали выталкивать друг друга, и все острее шли споры, чей урок важнее. Ясно, что все классические и необходимые знания не влезут, надо жертвовать.

Возникает особенный вид «научного мракобесия» — крайние формы сциентизма. Иной ученый-естественник считает себя вправе пренебрегать гуманитарным знанием или не знать классических произведений музыки и литературы, более того, отзываться о них с презрением. По поведению это самое настоящее мракобесие, но исходящее от ученого. Причина именно в том, что все не влезает, человек односторонне развивается, а плохие манеры и неумение думать в данном случае и проявляются как мракобесие. В этом смысле все равно, на каких позициях стоит человек — на научных или антинаучных, — его поведение будет мракобесным.

Образование стало пониматься институционально. Ведь всеобщее школьное образование — совсем молодое изобретение, едва сотня лет ему, ну полторы. До того люди образовывались различными путями. А с появлением всеобщей обязательной государственной школы возникло мнение, что чему не научили в школе — того человек знать не будет. Значит, надо обязательно впихнуть все самое дорогое в школьную программу.

Когда такое обязательное и всеобщее образование возникало, общество было автократическим, в нем существовали безусловные авторитеты. По мере развития рационализма шла демократизация, самые разные общественные силы получали права на существование. Общество изменилось. Конечно, до демократии далеко, но разные точки зрения получили право быть — а в школе образование по-прежнему ведется с позиции авторитета. Такой позиции больше не доверяют. У этого процесса много причин (от экономики до политики), но можно его описать и как внутренний процесс демократизации и отказа от авторитарной позиции. Можно считать, что к истине процедуры демократии не имеют отношения, однако и эту позицию следует обосновать. На самом деле демократия «прописана» в научном методе, сделано это еще Робертом Бойлем в его концепции «незаинтересованных свидетелей» эксперимента.