Итоги Итоги - Итоги № 12 (2013)

Амбиции стать одной ОС для всей домашней электроники есть также у мобильной операционной системы Sailfish OS, которую продвигает небольшая финская компания Jolla. Ее костяк составили бывшие разработчики проекта MeeGo из Nokia. Ожидается, что одним из основных достоинств системы станет многозадачность, благодаря которой пользователи смогут с большим удобством переключаться между работающими приложениями и даже взаимодействовать с их мини-версиями прямо с экрана домашнего телевизора. Еще одной фишкой Sailfish OS должна стать простая персонализация, благодаря чему настроить операционную систему под себя не составит особого труда. В Барселоне работа Sailfish OS демонстрировалась на смартфонах Nokia N950. Ожидается, что анонс первого коммерческого аппарата с операционной системой от Jolla состоится во II квартале, а продажи начнутся осенью.

У вас уже разбегаются глаза от обилия новых предложений? Новички выглядят как на подбор потрясающе. Кого выберет рынок в качестве фаворита? «Все дело в количестве приложений, — говорит директор федеральной розничной сети «МегаФон Ритейл» Михаил Золотовицкий. — Если производители игр, виджетов и других программ обеспечат рынок совместимыми продуктами, то новые операционные системы могут рассчитывать на какую-то его долю. В противном случае они останутся исключительно нишевыми продуктами». С этой точки зрения положение бывалых ОС не выглядит столь плачевным: на отладку нового софта понадобится еще года два и неизвестно сколько — на «постройку» магазина, сравнимого по объему хранимых приложений с Google Play. Так что ценовая смартфонная революция нас уже почти накрыла, но в части мобильных операционных систем борьба пока идет за четвертое место. У нынешней тройки лидеров время есть до тех пор, пока не появится новый любимец публики.

Бренд-менеджер

/ Искусство и культура / Искусство

Дмитрий Бак: «Не тревожьтесь, выставлять трехмерные движущиеся модели русских классиков никто не собирается»

Известие о том, что харизматичный проректор РГГУ по науке, критик и литературовед Дмитрий Бак покинул родной вуз и занял место директора Государственного литературного музея, всколыхнуло культурную общественность. Интеллектуал и либерал стал членом команды Владимира Мединского? Профессор и светский персонаж вступил в неравную борьбу с пылью и протечками в одном из самых непопулярных музеев столицы? Мы решили расспросить самого Дмитрия Бака,каким ветром его занесло в это неудобное кресло.

— Дмитрий Петрович, скажите, зачем вы это сделали? Зачем из комфортного кресла проректора РГГУ перебрались в столь неочевидное место?

— Затем, что я верю: это перемещение может принести не только радость мне, но и пользу самому музею. Я вижу драматическую разницу между тем культурным потенциалом, которым обладает это, как вы говорите, «неочевидное место», и той позицией, которую оно занимает в культурном, и в первую очередь медийном пространстве. Мне бы хотелось устранить этот зазор... Русская литература — самый конвертируемый продукт нашей культуры, она принадлежит всему миру, поэтому, я думаю, это вполне возможно.

— А вообще зачем нужен литературный музей?

— Как зачем?! Чтобы в него ходили люди! Жители Москвы, российские и иностранные туристы — любители и знатоки Лермонтова, Достоевского, Чехова, студенты, профессионалы, просто читатели... А кроме того, музей может стать коммуникативной и дискуссионной площадкой, местом встречи и общения для самых разных людей, так или иначе причастных к культуре текста. В гигантоманские 1930-е годы основатель Литературного музея Владимир Бонч-Бруевич мечтал преобразовать его в огромный комплекс общей площадью 28 гектаров — аналог Дворца советов, только на литературную тему. В одном из писем он пишет, что это здание должно быть «защищено от атак с воздуха», а внутри предполагалось хранить все, что связано с русской литературой: коллекции из-за рубежа, из Пушкинского Дома и Румянцевского музея... Сейчас, конечно, цифровые технологии делают такие площади избыточными, но сама идея очень показательная.

— И вы верите, что люди в самом деле туда потянутся?

— Без малейших сомнений! И меня в этой вере укрепляет то обстоятельство, что в мире существуют литературные музеи, которые вполне успешны и современны. Конечно, иной раз бывает так, что сравнительно небольшому, компактному музею легче живется, у него очевидная культурная доминанта, отработанные бренды... Помните пародийный рекламный лозунг «Покупайте советские микрокалькуляторы — самые большие в мире»? Очень важно не впасть в пустословие о том, что, мол, перед нами самый большой литмузей в стране и уже поэтому вам, знаете ли, в него нельзя не прийти... Нам только еще предстоит продумывать новые концептуальные контуры музея — это невозможно сделать без консультаций с музейным и научным сообществами, а также, конечно, без содействия органов власти.

— В своем нынешнем виде музей, признаться, выглядит несколько уныло...

— На сегодня я ставлю перед собой три главные задачи. Во-первых, более энергичная работа с информационными поводами. Вот, например, совсем недавно к нам из Парижа поступили бесценные рукописи и альбомы Алексея Ремизова — 300 килограммов! И таких сюжетов на самом деле предостаточно. Во-вторых, необходимо работать с «цифрой» — внедрять технологию интерактивного музея, создавать игровые программы, оцифровывать фонды, разрабатывать возможности виртуального подключения и экскурсий... Литература — искусство, к сожалению, не визуальное и даже, строго говоря, не материальное, поэтому демонстрация, скажем, гусиного пера, которым писал классик, не всякого современного зрителя привлечет. А вот небанально выстроенная вокруг этого пера экспозиция с элементами новых технологий — очень даже может. Ну и, в-третьих, очень важно изменить подход к ивент-менеджменту и экспозиционной работе. Сейчас многие музеи выстроены статично, экспонаты помещены в законсервированный музейный контекст. А вот Дмитрий Лихачев писал о необходимости динамической музеефикации — такой, при которой сохраняется живая, непосредственная связь между музеем и изменяющимся внешним миром. Говоря примитивным языком, очень важно, чтобы из окна музея была видна реальная сегодняшняя жизнь, а не условный идеальный ландшафт. И здесь кстати будет сказать о том, что в музее очень бы неплохо создать отдел современной литературы — включить эту область в общую картину русской словесности, показать, что это длящееся, живое, незавершенное явление.