Газета Завтра Газета - Газета Завтра 431 (8 2002)

А пока механизм власти денег — вот, что пыта

ется понять герой "Просителя", маленький нелепый человечек, писатель-фантаст Руслан Берендеев, своей фамилией символично отсылающий память читателя в заповедную глушь теперь уже легендарных заволжских лесов. Почти сказочный случай и приводит его к богатству, в круг международных дельцов, где Берендеев — чужак, да к тому же еще опасный, так как не до конца утратил в себе человеческое. Только смерть может быть ему спасением из этой действительности, где "деньги" — это сила, "лишающая мир логики, уводящая от наказания виновного, заставляющая страдать невинного, разрушающая все мыслимые причинно-следственные связи, вынуждающая ползать на брюхе праведного, торжествовать порочного, демонтирующая государства, иссушающая недра, сгоняющая людей с лица земли, плюющая в души законопослушным, ликвидирующая как класс стариков и детей"… И Берендеев сам "заказывает" и оплачивает себе смерть, поступая вполне по законам своего нового окружения.

В "Реформаторе" смерть предполагается "заказать" целой стране, вернее тому, что от нее осталось в результате десятилетий сознательных реформаторских вивисекций.

Эта страна — Россия…

Сегодня никто, как Козлов, так глубоко не проник в психологию современного "реформаторства", не осененного ни искренней верой, ни любовью, не опирающегося на исторические традиции, презирающего свой народ, жалких "пластилиновых уродцев", которых можно лепить по любой прихоти или сминать в бесформенное ничто… "В часе восьмом, — продолжил Савва, — искусство утрачивает всемирную отзывчивость, боль и сострадание, уходит в электронные, виртуальные технологии, встает на путь предельного упрощения, я бы сказал, скотинизации человеческих эмоций. Живую жизнь, искреннюю ноту приходится выковыривать из этого искусства, как... из руды золотые крупинки. Одним словом, как из дерьма. Смысл искусства — изображение художественными средствами пусть иногда обманной, но истины, пророчащей о самой себе. То есть самой же и отвечающей на вопрос — обманная она или нет. Но сейчас пророчества не имеют смысла, поскольку истина, в принципе, никого не интересует, как отсутствующая — примерно такая же, как Бог, — категория. Жизнь без истины, — убежденно произнес Савва, — собственно, и есть идеал свободы. Вот и получается, — понизил голос, — что свобода — это божество, не имеющее ни перед кем никаких обязательств, но в жертву которому приносится ... все".

"Ты хочешь сказать, что раз истина никого не интересует, то и искусство тоже никого не интересует?" — уточнил Никита.

"В лучшем случае интересуют технология, спецэффекты, с помощью которых сделан тот или иной клип, снята та или иная сцена, — ответил Савва. — Искусство превратилось в странный гибрид, внутри которого отнюдь не мирно сосуществуют живое и мертвое. Причем живое угасает, теряет силы, мертвое же бурно, уродливо развивается, используя в качестве строительного материала... фрагменты живого. Знаешь, почему у нас сейчас такое искусство? — спросил Савва и, не дожидаясь, пока Никита ответит, продолжил: — Потому что из него... как из накуренной комнаты, где сквернословит разная шпана, вышел Бог. Он вообще, — продолжил, подумав, Савва, — если где-то когда-то и обозначал свое присутствие, то только в произведениях искусства, высочайших, так сказать, творениях человеческого духа. Ну а если сейчас таковых не наблюдается... где Бог?"

Фрагмент из романа Юрия КОЗЛОВА “Реформатор”

Жизнь, вырванная "из-под ига Божьего Промысла", вот идеальная "строительная площадка" для демонов-реформаторов, "матерых профессионалов", которым владение мастерством, бесконечное совершенствование в приемах и методах перекраивания реальности "заменяет собственно бытие", точнее, сопутствующую бытию рефлексию. И вполне логично, что венцом реформаторских усилий в отсутствие Бога, "растертого в рыночную пыль", становится "Белковый цирк", где демонстрируется все "о человеке, для человека" — "из человека", или еще — "долгий, долгий поезд — Жизнь", куда, по замыслу, размещается умертвленное (особым способом, без гниения) человечество. Это ли не апофеоз истинного бессмертия в реформаторском понимании, торжество идеи порядка и материи, лишенной пресловутой души!

Главным героем романа "Реформатор" является, по сути, неканоническая "троица" — отец и два сына Русаковы, Никита и Савва, своеобразно воплощающие "коллективное бессознательное" российского народа, реализующее себя через власть, пространство и время, через сложный синтез извечных русских мифов о "социальной справедливости", "добром царе" и "сильной руке".

Повествование здесь выстраивается причудливой цепочкой захватывающих, отточенных по мысли диалогов, обретающих, временами, характер сатирического памфлета, насыщенных остроумными, емкими определениями и символами. Диалоги эти ведутся "внутри" "троицы" с полемическим перевесом "злого духа" — Саввы, как части болезненно-расщепленной души Никиты.

Одоление искушений подобного "духа" оплачивается самой дорогой ценой, и Никита, прозревая и ужасаясь содеянному Саввой, делает свой выбор…

В "сценариях", предлагаемых для России Саввой реформ, можно обнаружить, пожалуй, самое главное их деструктивное качество — демонстративный иррационализм, зафиксировавший фатальный разрыв между элитами и обществом. Новый политический класс нынешней России нарастающе ощущает свою самодостаточность, замыкаясь в своем особом мире, где полический капитал, возникший вначале как капитал доверия, стремительно превращается в такие ресурсы, как недвижимость и акции предприятий, связи и контакты за рубежом… Обмен человеческого доверия на ресурсы личного благосостояния — не просто хищническое присвоение общенародной собственности, это растрата среды обитания и жизни людей не только сегодняшних, но и будущих поколений.

Иррациональность "реформаторского творчества", помеченного безумием Саввы, блестяще раскрыта Юрием Козловым, шаг за шагом показывающего удаление, отпадение деяний этого персонажа от Благодати, без чего невозможно и неоправданно человеческое пребывание на земле. В конце книги "проект человек" для Саввы, примерившего на себя божественную роль, исчерпан и завершен. И придуманная им последняя "технология" — "вечно длящаяся" в нетленных материальных телах смерть уже абсолютна, тотальна, без надежды на Воскресение — прямой вызов Создателю и приговор себе. “Дверь в помещение отворилась.

Негр и китаец ввели Малину.

Некоторое время Савва молча рассматривал ее.

Затем выхватил из кармана шприц-пистолет, вонзил прекрасной индианке в плечо.