Алексей Кунгуров - Анатомия коррупции

Я вам скажу совсем странные вещи — заведение уголовных дел на отдельных чиновников — это средство укрепления коррупции. Не надо падать в обморок от удивления, все очень логично. Чем коррумпированный чиновничьий клан отличается организационно от, скажем, разбойничьей шайки? В разбойничьей шайке все равны. Конечно, есть вожак, который равнее, чем другие, у вожака есть пара-тройка ближайших дружков, но все они в одной лодке: вместе идут на дело, делят добычу по справедливости (как они ее понимают), вместе рискуют своей головой. У разбойников есть свой кодекс чести, своя мораль, свои традиции. Если атаман их нарушит или просто перестанет устраивать своих подельников, то его сместят или просто прирежут, а предводителем изберут другого. Да, такая вот "социальная мобильность" и "демократия".

А коррупция базируется на совершенно другом базисе — ИЕРАРХИИ. Среди коррупционеров нет и не может быть никаких братских отношений, как у пиратов Карибского моря. Понятия равноправия и демократии им органически чужды. Вышестоящие коррупционеры грабят нижестоящих, и лишь те, кто находятся в самом низу этой коррупционной цепочки, доят собственно народ — как инспектора ГИБДД нарушителей ПДД. Разумеется, нижестоящие коррупционеры люто ненавидят вышестоящих, и на все готовы, чтобы оных уничтожить и занять их место. Соответственно, вышестоящие коррупционеры заинтересованы в том, чтобы держать нижестоящих под жестким контролем. Если бы все коррупционеры вдруг начали делать то, что они хотят, то они просто перегрызли бы друг другу глотки. Но этого не происходит. Почему?

Потому что в этой системе действуют два универсальных регулятора — алчность и страх. Во взаимодействии они создают систему круговой поруки, когда начальники и подчиненные повязаны участием в преступлениях, но при этом начальники все же имеют большие гарантии своей безопасности. У всяких начальников есть свои начальники, которые находятся на таком высоком начальственном уровне, что приобретают нечто вроде абсолютной неприкасаемости, потому что это они решают, кого карать, кого миловать. Начальник высшего ранга заинтересован в том, чтобы выдоить как можно больше с начальников среднего звена. А начальники среднего звена, нещадно эксплуатируя коррупционное холопье, заинтересованы в том, чтобы как можно меньше отстегивать наверх. Возникает конфликт интересов. Как же он разрешается?

Давайте рассмотрим на примере региона, откуда родом нынешний московский мэр — Ханты-Мансийского автономного округа. Это очень богатый субъект федерации со 100-миллиардным бюджетом. Разворовать такой бюджет на самом деле довольно трудно. Половину его распиливают и откатывают под непосредственным контролем окружного правительства — на всяких там баблоотмывыочных мегапроектах вроде строительства через северные болота никому не нужного широтного транспортного коридора Томск-Пермь, печально знаменитой своей абсолютной провальностью авантюры "Урал промышленный — Урал Полярный" или реализации экзотических идей вроде развития в ХМАО эко- и этно-туризма.

Особой популярностью пользуются такие проекты, где много-много-много затрат надо зарыть в землю в прямом смысле слова, ибо потом невозможно проверить, сколько денег зарыто в югорскую болотистую почву, а сколько золотых монет закопано в благодатных оффшорных почвах на кипрских и азорских Полях Чудес, где давно уже колосятся денежные вечнозеленые деревья. Однажды, когда в период бума нефтяных цен в ХМАО привалило несметное количество нефтебаксов, югорские коррупционеры поднапряглись и выдали на гора потрясающий креатифф — они решили не зарывать деньги налогоплательщиков в землю, а утопить их в море, построив в Черном море искусственный остров Югра, на котором должен был разместиться мега-санаторий с мариной для яхт и вертолетной площадкой. Разумеется, никакого острова не построили, но энное количество денег все же бросили в море (денежки, разумеется, не утонули, а всплыли в более теплых морях). Так вот, даже такими новаторскими способами отмыть, распилить и заоффшорить весь бюджет ХМАО окружные чиновники не могли, хотя работали, не покладая рук. Оставшуюся половину пухнущей окружной казны правительство поручило освоить муниципалитетам, то есть коррупционерам среднего звена. Но с условием отката. Какой кто должен платить откат, решалось в индивидуальном порядке.

Теперь поставьте себя на место мэра какого-нибудь города. Мэры в отличие от губернаторов избираются населением. Следовательно, мэр не может внаглую все украсть, а населению показать то, что в приличном обществе показывать не принято. Такого мэра даже самый коррумпированный избирком мэром не изберет. То есть населению все же надо кинуть кость. Надо еще ублажить с помощью выгодных муниципальных подрядов мэрских дружков, чтобы они профинансировали очередную избирательную кампанию и помогли мэру сохранить место у кормушки. Надо и себя, любимого, не обделить, старость не за горами, и провести ее мэр собирается отнюдь не в Рашке. Сам по себе глава города ничего сделать не может — для этого нужен коррумпированный аппарат — мэрия, и мэрские чиновники тоже не за спасибо тяжелую коррупционную лямку тянут. Выходит как в известном детском стишке: мы делили апельсин (бюджет города) — много нас, а он один.

И самая большая проблема заключается в том, что треть апельсина надо отдать обратно коррупционерам окружного уровня, да еще в отмытом виде. То есть воровать (и рисковать при этом) должен мэр с помощью своих подчиненных и дружков-коммерсантов, а окружные паханы без всякого риска для себя получат отмытое и заоффшоренное бабло. Ладно, допустим, сам мэр, как лицо зависимое от окружного начальства (субвенции-то от них), понимает, что к чему, но как это объяснить дружкам-комммерсантам? Типа, вы ребята, рискуйте своей головой, а потом половину денег отдайте мне, чтобы я отдал тем, кто находится на вершине коррупционной иерархической пирамиды — так что-ли? Они ведь могут не понять, возьмут подряды, украдут, отмоют, а когда придет время делиться, пошлют на…

Соответственно, надо сделать так, чтобы все нижестоящие коррумпированные чиновники и коммерсанты четко усвоили правила игры. Делается это следующим образом. Один год мэру и его дружкам разрешается воровать в свое удовольствие, а потом бац! — прокуратура заводит против мэра уголовное дело по совершенно ничтожному поводу вроде нецелевого расходования двух-трех миллионов рублей. Особой популярностью пользуется тема незаконного выделения мэром жилья какому-нибудь муниципальному начальнику. Разумеется, мэр в ужасе, его дружки-коммерсанты нервно задергались, потому как отлично понимают, что хищения измеряются не в миллионах, а в сотнях миллионов. Отец города торопливо изымает из отложенного на старость капитала несколько миллионов долларов и едет в Ханты-Мансийск к нужным людям, чтобы уладить маленькую проблемку. Но нужные люди только улыбаются и советуют оставить миллионы себе. После чего, дружески полуобняв полуобмякшего мэра, разъясняют ему ситуацию: если он хочет досидеть до конца своего срока в мэрском кресле, а не на нарах, то должен отмыть и принести на блюдечке с золотой каемочкой треть городского бюджета. Если нет — то делу будет дан законный ход. А законный ход потянет лет на 20.