Газета Завтра Газета - Газета Завтра 443 (21 2002)

Но с С-300, как говорится, не сложилось. И не по причине предательства Россией своих братьев славян. За пять минут до подписания бумаги Милошевич отказался от С-300 и вообще от всякого сотрудничества с нашими военными. Кореец Ким Ир Сен так не поступал. Вьтнамец Хо Ши Мин так не поступал. Фидель Кастро так не поступал. Вьетнам остался Вьетнамом. КНДР — КНДР. Куба — Кубой. А где Югославия? Нет даже названия её. Русские и тогда, и сейчас готовы рвануть на себе рубашку до пупа "за други своя". Но Милошевич сказал: "Не надо". Про предательство русских твердят враги наши: здесь один из фронтов информационной войны. Им очень хочется, чтобы нам, русским, не верили, относились к нам с подозрением. Но и мы хороши: помалкиваем в тряпочку, из всего делаем "совершенно секретно", а на поверку выходит, что этим самым мы подыгрываем нашим врагам, своими собственными руками облегчаем им войну против нас. Преспокойно живет в Москве родной брат Слободана Милошевича, и никто в Москве не собирается выдавать его в Гаагу этой страшиле дель Понте, если она даже захочет этого. Только в Москве проживают более 30 000 сербов, и никто им не показывает на дверь.

Раз уж мы заговорили о предательских русских, не грех бы в таком случае разобраться в таком понятии, как доброволец, добровольчество. В Югославии, сказывают, воевало много русских добровольцев на стороне православных сербов, а на стороне сербских мусульман — много наших мусульман, к примеру, из Татарии. Что это за люди — добровольцы? Что это за явление — добровольчество? Вспоминаю, что где-то в 1992 году ко мне в Москву приехали люди, кажется, Аркана. Встретились мы в гостинице "Белград", что напротив МИДа. Им нужны были русские добровольцы на войну в Боснии. Страну нашу в то время захлестывала волна интернациональных чувств — поможем братьям-славянам! Ко мне приходили десятки молодых парней: "Как пробиться на войну в Югославию?" "Помогите попасть на войну в Югославию". Я, как мог, успокаивал их. Но это было бесполезно. Они добровольно рвались в чей-то бой. Оставалось соединить просьбу людей Аркана и жажду наших парней помочь братьям-славянам. Но так сделать — означало совершить преступление против русских парней. Аркана потом застрелили свои же в центре Белграда, в фойе самой фешенебельной гостиницы. Убийцу никто не искал. Говорили, что киллером был человек из МВД. Люди Аркана просили для начала 150 человек. Я сказал, что это не проблема: я составлю список наших добровольцев, назначу из их числа командиров отделений, взводов, рот, назначу командира отряда добровольцев, все это передам нашему Генштабу и МИДу — под их ответственность. Каждую неделю командир отряда будет докладывать мне или еще кому-то из официальных лиц о каждом добровольце, о его судьбе и делах. Боевую задачу нашим добровольцам будет ставить только командир отряда, назначенным мной. Задача будет согласовываться с вашим командованием. В ответ получил вот что: никаких списков, никаких ваших командиров, командовать вашими добровольцами будем мы, боевые задачи им будем ставить мы, никакого вашего МИДа и Генштаба нам не надо, добровольцев перебросим в качестве туристов по подложным паспортам… Стало понятно, что люди Аркана приехали получить бесплатно баранов на балканский шашлык. Больше я с ними не встречался. Позже я узнал, что те, кто все-таки каким-то путем прорвался в Югославию, просто исчезли, растворились как дым. Узнал я и другое: наших наивных добровольцев вербовали люди, которым нужны были охранники их земельных участков, их заводиков и фабрик от бандитов, как и они, но из соседней деревни. Куда девались наши добровольцы, когда нужда в них проходила, я могу только догадываться. Ну кому нужен лишний рот? И еще такая деталь: до 40 процентов местной молодежи призывного возраста были в бегах от армии, им наплевать было на войну, на Югославию и на православие вместе взятые. Кто-то компенсировал это русскими баранами.

Добровольцы и добровольчество — совсем не это, совсем не так. В Корее и Вьетнаме воевали наши — исключительно в качестве добровольцев. Выстраивали полк и объявляли: начинаем запись добровольцев на войну в Корею. Кто не хотел, тот не записывался и оставался дома. А те, кто записывался в добровольцы, ехали в Корею под полную ответственность нашего Министерства обороны, Генштаба и МИДа. Со своей боевой техникой и своим оружием. И никогда никакие корейцы и вьетнамцы не командовали напрямую нашими добровольцами. Так было и в Анголе, в Эфиопии, в Египте, в Сирии… Между прочим, так было и когда наши добровольцы отправлялись на Балканы в Х!Х веке освобождать братьев-славян от турок.

Я тоже вместе со всей Югославией сидел перед экраном телевизора и смотрел, что показывают из зала суда над Милошевичем. У меня, как и у каждого серба, тоже были свои вопросы к Милошевичу, например, по С-300… Не откажись он тогда от нашего С-300 и двухсот ракетчиков-добровольцев, сейчас был бы Фиделем Кастро, Хо Ши Мином и Ким Ир Сеном всех южных славян, а не Гиммлером и Геббельсом, как сейчас здесь, в Гааге, хотят его представить? Но мои вопросы не имели ни малейшего отношения к этому трибуналу, к этому суду над ним.

В зале суда происходило вот что: прокурор Найс с ходу обвинил Милошевича во всех мыслимых и немыслимых военных преступлениях, а еще — в депортации населения и убийствах, в геноциде в Боснии, вывалили Монблан преступлений якобы Милошевича в Хорватии, оказывается, все эти ужасы он творил в центре Европы каждый день и каждую ночь на протяжении минимум, как десяти лет. Гитлер со всеми живодерами вместе на этом фоне смотрелись просто ангелом. О преступлениях Милошевича Найс читал долго, нудным, как у вокзального диктора голосом, перечислял названия каких-то деревень и населенных пунктов, даты, фамилии... Крупным планом иногда показывали Милошевича. Он свободно и раскованно располагался в офисном кресле, смотрел на судью внимательно, потом — с иронией, потом — с насмешкой. Когда Милошевич был президентом и премьером, его показывали по югославскому телевидению. Например, из рабочего кабинета. С какого-то рабочего заседания, там он сидел в такой же приблизительно позе — руководителя на рабочем совещании с таким же приблизительно выражением на лице, особенно, когда выступавшие с трибуны занимались словоблудием, как наша Матвиенко, или завирались, как наш Починок. Вот кого бы в Гаагу. На лице Милошевича была ироническая сосредоточенность, какая бывала на его лице, когда он заслушивал отчеты и выступления своих министров и функционеров, которые что-то знают вообще, но всё знает только он — президент. Это было удивительно, но за столом Гаагского международного трибунала сидит настоящий президент, который выслушивает отчеты своих не очень умных, не очень добросовестных, не очень компетентных, вороватых подчиненных. И с этим ничего нельзя было поделать — телекамера не врет. Милошевич был в своей стихии.